Лена Ехова - ¡Hasta Mañana!

Таким образом, всего за год две трети населения страны отдались на добровольное чипирование. Остальные оказались в полулегальном положении. Этот расклад, конечно, не устраивал правительство. И оно стало ужесточать меры в отношении беспризорных людей.

Начались гонения, общественное давление, да попросту травля. В супермаркетах, поликлиниках, аптеках отказывались обслуживать не звенящих посетителей, затем под предлогом перехода на новый учёт им стали задерживать зарплаты и социальные пособия, запретили нечипированным детям обучение в школах и университетах, а в городских многоквартирных домах вместо домофонов установили чип-сканеры. Люди теряли работу и жильё, одни сдавались, другие пытались бежать в менее цивилизованные места, но были и те, кто посвящал жизнь борьбе.

Однажды на Диего вышли из леса его фронтовые друзья, организовавшие революционное движение «Либертад о муэрте» (ЛоМ). Супруги Гарсия сплотились с товарищами, объявив войну техногенному рабству. В их обязанности входила разведка данных о передвижных правительственных спецлабораториях, замаскированных под автобусы помощи беспризорникам, куда насильственно помещались чип-уклонисты для медицинских экспериментов. Эти сведения помогали боевой группе осуществлять диверсионные действия.

Чтобы владеть информацией и иметь возможность защитить свою семью и друзей Химена решила пожертвовать собой, поступив на службу в полицию экспертом-криминалистом, где её вполне предсказуемо в обязательном порядке чипировали.

Революционеры изначально селились в старых заброшенных шахтах. Глубоко под землёй плохо ловились сигналы, как бы ни настаивали на обратном идеологи тотального контроля. А полиция без чётких ориентировок не совала свой нос.

Зачастую приходилось соседствовать с бандитами, которые также предпочитали проводить свои важные собрания в подземельях, а иногда и прятать там заложников в виде трупов или около того. Однако это не сильно мешало работе и почти не действовало на нервы.

Меня восхищало мужество этих людей, но я не могла не задать волнующий на протяжении всего рассказа вопрос.

– Я не понимаю, Диего, к чему такие страдания, ради чего? Всё равно ведь глобально ничего не изменить. И вообще, может, эта система и не идеальна, но изначально придумана для порядка, а не удобна, прежде всего, людям с преступными намерениями, ведь простому честному человеку нечего скрывать, – поинтересовалась я с умным видом, сидя в алюминиевых трусах.

От моего вопроса проснулся дон Альваро и громко икнул.

– Вот это поворот! Ты или тупая, или удачно притворяешься, – раздражённо предположил Диего.

– Я всего лишь спросила, – на такие случаи у меня есть свой фирменный убедительно придурковатый взгляд.

Он неожиданно остановил машину, закрыл плотно окна и снова закурил. Последовали минуты тревожного молчания в дымовой завесе.

– Старый дурак, подумал, ты знала, кто я и намеренно искала помощи. Хотя… нет, не верю я в такие совпадения… Возможно и правда чего-то не помнишь, – он уставился на меня своими острыми глазами, стало настолько не по себе, хоть срывайся и беги, – так и что ты там брякнула про порядок и честных людей, которым нечего скрывать? Стыд какой, это же мышление коровы! Допустим, сегодня человек не имеет преступных намерений, а завтра они у него появились, и как быть, зачем превентивно лишать себя выбора, простора возможностей? Кстати, главный вопрос – кто такой истинный преступник, в правовом пространстве или гуманитарном? Что притихла-то?

– Слушаю.

– И ходить далеко не надо, в зеркало посмотри. Какое преступление совершила ты, что сейчас вынуждена прятаться? Почему не заявилась в полицию с чистосердечным признанием, если нечего бояться? Уж там бы честь по чести разобрались, и ещё наградили бы тебя за законопослушность, разве может быть иначе! Или это всё-таки инстинкт самосохранения тобой сейчас движет, а не консервированный мозг? Нормальный животный инстинкт. И вот я, такой добрый дяденька, хотя совсем не факт, может маньяк или торговец органами, везу тебя в ночи бог весть куда. Куда я везу тебя, Маша? Ты бы хоть спросила!

Он всерьёз завёлся и почти перешёл на крик. Эти слова были так грубы и справедливы, они схватили меня гигантскими клешнями и трясли остервенело, как куклу. Казалось, вот-вот оторвётся голова и выпрыгнет сердце, без которых, по убеждению Диего, совсем беда. Хотя многие успешно живут без того и другого. Я не могла сопротивляться и не знала, что ответить. Машинально спрятала лицо в ладони и заплакала.

Диего обнял меня и успокаивающе похлопывал по спине, от этого я разрыдалась ещё сильнее. Мои эмоции напрасно пытались облачиться словами, прорываясь лишь тихим свинячьим похрюкиванием сквозь более красноречивые интернациональные сопли.

Тогда он протянул мне бутылку.

– Извини, что-то я и в самом деле разошёлся. А рефлексы-то живы, эй, это плюс. На вот, выпей, полегчает.

– А что это? – вообще-то мне уже было всё равно, что пить, хоть бы и яд.

– Какой прогресс, Маша, ты учишься задавать вопросы, – добродушно, как мне показалось, засмеялся Диего, – пей, не бойся.

Не дожидаясь окончания фразы, я сделала большой глоток. Моё горло резко обожгло.

– Ну-ну, давай без фанатизма. Всё-таки 45 градусов. С непривычки-то…

45 градусов – половина прямого угла – это первое, что подумалось. За всю свою жизнь я ни разу не пробовала алкоголь. Ни на родине, ни в зарубежных поездках, однако возможность была, вот хотя бы здесь. У нас его свободное распространение запретили, когда мне было лет восемь или девять, не важно. Знаю, есть немногочисленные специализированные маркеты с астрономическими ценами, совсем не для простых людей. А кое-кто изготовляет самостоятельно дома, такие имеются даже среди знакомых. Но у меня и без того всегда хватало проблем, чтобы ещё стремиться наживать новые. И потом я действительно привыкла, когда всё по закону.

Через какое-то время, отдышавшись, оценила эффект – очень даже недурно! Это ощущение струящегося тепла и постепенно нарастающей гармонии внутри. Решила закрепить повтором, с хорошим таким запасом. Теперь мне уже всё можно.

– Достаточно, пора ехать.

– Понимаете, Диего, я в чудовищном стрессе вследствие происходящего, оттого льётся из меня какой-то бред. Аффект, понимаете? – зачем-то я начала оправдываться, что за дебильная привычка. – Уязвимость и неизвестность сносят крышу. Мне страшно. Это так…

– Да ладно, дочка, перестань. Всё я понимаю.

– Спасибо! Мне нужно переварить, у меня замедленный метаболизм, но что поделать, у всех же по-разному. А вы, пожалуйста, расскажите, что было дальше! Для меня это очень важно. Обещаю больше не задавать тупых вопросов. И, честное слово, никому не расскажу.