Антон Уткин - Тридевять земель

Как-то он смотрел по телевизору выпуск новостей, и один из сюжетов рассказывал о посещении президентом выставки художника Глазунова. Остановившись у одной из работ, президент поинтересовался у автора, кто эти два юноши в старинных княжеских одеждах, изображённые на полотне. "Борис и Глеб", – отвечал автор, стараясь не выдать своего изумления ни голосом, ни выражением лица. "Борис и Глеб, конечно, святые, – сказал глава государства, – но они не могут служить для нас примером. Как это так: всё имели и всё отдали. Сидели и ждали, пока их зарежут".

Михаил давно уже не воспринимал всерьёз официальные новости, которые превратились в подобие передачи "Спокойной ночи, малыши" для взрослых, во время которых телеведущая, похожая на добрую бурёнку, сцеживала в эфире свое ядовитое молоко, но после такой оценки подвига первых и самых чтимых русских святых не верил больше ни единому слову, которое исходило из уст этого человека и его подручных, присвоивших себе наименования министров, советников и вице-премьеров. Он вовсе не был каким-то воцерковлённым человеком, был совсем далёк от богословия, но просто внутренне ощутил, насколько эти слова противоречат тому русскому духу и сознанию, которые он знал и понимал с детства.

Все эти дни с севера тянул сильный ветер. Ветер дул не переставая, но небо оставалось чистым, и от этого возникала безотчётная тревога. От берёзовых серёжек начали исподволь отлетать бледные жёлтые чешуйки и, отлетая, падали в траву. Скоро их стало так много, что весь двор оказался усыпан ими. И казалось, что этот берёзовый дождь, или снег, не случаен, – покрывает землю, чтобы прикрыть собой минувшее, смягчить воспоминания.

Ветер стих только к вечеру четверга. К полудню потянулись первые оборванные тучи, как будто это были первые остатки разбитой армии.

Отряд Николая Ивановича Небогатова вышел из Либавы 3 февраля 1905 года, и у Александры Николаевны, что называется, упало сердце. Слово Толстого, хотя и встряхнуло мир, но войны не остановило, но за ним последовали другие. Папа Пий осудил войну, которую назвал уже не войной даже, а прямо азиатской резнёй, следом французская группа международной лиги мира собралась для изыскания способов получения возможно большего числа подписей лиц, требующих прекращения войны между Россией и Японией. Было решено напечатать и распространить повсюду петицию к императору России и японскому микадо о приостановке военных действий и заключению мира на условиях почетных для обеих сторон, и в Александре Николаевне снова стала пробиваться надежда, что мир заключат до того, как Павлуша угодит в огонь сражений.

В Соловьёвке потянулись недели томительного ожидания. Чтобы как-то его утишить, Александра Николаевна взялась за хозяйство, и входила во всякую тщету.

В марте пришло известие о неудаче русской армии под Мукденом. Тут уже и самые записные патриоты вынуждены были замолчать.

– Ох, ох, ох, казни египетские, – сокрушённо приговаривал псаломщик Фолифор и промакал взмокший лоб с налипшими жидкими волосами носовым платком такой величины, что впору было накинуть его на плечи какой-нибудь молодухи.

Александра Николаевна беспрестанно читала газеты, но плохо понимала прочитанное. "Пропала болонка", читала она, и не сразу, а с небольшим опозданием осознавала – что это такое – болонка? "Душка Собинов" признан больным и ему дана отсрочка на год. Собинистки, кончено такому обороту дел рады. Люди менее экспансивные и считающие, что самый крупный талант прежде всего гражданин, а затем уже талант – немного смущены. Тенор слишком слаб, чтобы сражаться с оружием в руках, но он, наверное, найдёт в себе достаточно силы, чтобы дать несколько концертов на увеличение средств "Красного Креста", для облегчения участи раненых". Художественный театр сообщал, что в виду громадного успеха Григорий Донской с его говорящими собаками остаётся ещё на три дня. "Абсолютная перемена всей программы. Нечто небывалое. Надо видеть, чтобы верить". Странно, непонятно было это, и она вздыхала чаще чем обычно. Что ей было до болонки, собинисток, торгового заведения господина Александрова?

А отец Восторгов беспрестанно служил молебны, провозглашая: «Болярину Зиновию и дружине его здравия и спасения и во всем благого поспешения, на враги же победы и одоления, болярину Николаю и дружине его…»

Игнат дни напролёт просиживал в Алексеевке, где была почтовая контора, ожидая свежей почты. В это лето маленького роста в синей форме рыжий почтальон с саблей и револьвером, стал ему заместо родного человека, хотя и не перебросился с ним ни единым словом. Сгрузив мешок, он с важным видом сходил с высокого волостного крыльца, прыгал в тарантас, и тройка, распуская шлейф пыли, опять мчалась на тракт.

Александра Николаевна выписала у Сытина карту мира и, сверяясь с газетными сообщениями, по ней следила за перемещениями сына. Вдвоём с Гапой они разложили её на большом столе в портретной, и отныне, когда подходило время обеда, карту сворачивали вдвое, а кушанья подавались на освободившееся таким образом место.

Наконец "Русское слово" со ссылкой на "Daily Telegraph" сообщило, что вторая и третья русские эскадры соединились в полном составе утром 17-го апреля, крейсируя между Камранской бухтой и мысом Вареда. Томительно тянулись дни. 14 мая "Русское слово": «С 26-го апреля, когда эскадра Рожественского вышла из бухты Ванфонг, известий о её движении нет». 20 мая: «По последним известиям Рожественский и Небогатов встретились 25-го апреля и индокитайских водах и 2-го мая ушли вместе по направлению к Владивостоку. Предполагают, что эскадра обогнёт Формозу…»

И Александра Николаевна старательно выискивала эту Формозу. Как-то Гапа попросила показать ей Японию.

– И только? – изумилась она, округлив свои глазки, но поверила не сразу.

– Насмехаетесь вы надо мной, Александра Николавна, – жалобно сказала Гапа. – Мы, понятно, женщины неучёные, света не видели, но чтоб такое… Нешто этакая крохотулька с нами воюет?

Поглядев ещё, она накрыла сразу два японских острова большим пальцем правой руки, словно раздавила мошку.

Однако газеты вносили всё больше путаницы в голову бедной Александры Николаевны. То они сообщали наверное, что встречи эскадры Рожественского и Того надо ждать с минуты на минуту, то, ссылаясь на источники в Токио, предполагали, что русская эскадра подойдет к какому-нибудь острову посреди Тихого океана, оттуда двинется на север, к Камчатке, и затем через Татарский пролив во Владивосток. Но тут же следовало и опровержение: "Наша эскадра идёт колоннами, и решительно ещё нигде не встречала японцев, хотя, будто бы, Рожественский их ищет: его главная задача дать решительное сражение, пробиться же во Владивосток – будто бы на втором плане".