Анастасия-Агата Синкевич - Рыжий Ангел

– Ну счастья я вынесла бы и побольше!

– Думаешь? А ты смогла бы оценить это «побольше» и понять, что это счастье, будь оно таким большим?

– Не знаю…

– Вот и я не знаю. Всего дается ровно столько, чтобы приблизить нас к любви. Поверь, твоя любовь от тебя не уйдет и мимо тебя не пройдет. Она будет ровно такой и ее будет ровно столько, насколько ты готова. Никогда не сожалей о прошлом. Ты рискнешь не оказаться в будущем.

– Но кто-то…

– Кто-то идет по своему пути, и поверь, кому-то тоже непросто.

– И кто-то счастлив?

– Это понятие относительное, и это хранителю лучше знать. Но думаю, что да.

– И кто-то, кто полюбит меня, любит себя?

– Любит.

– И любит кого-то еще?

– Да. Именно любовь к себе позволяет любить другого человека, не нарушая его свободы.

– А что же делать мне?

– Идти к себе и не бояться себя.

– Как же я устала! Это ужас!

– Нет. Просто жизнь.

– Угу. Мне пора домой.

– Давно уже.

– Ты со мной?

– Как всегда – да! Хотя иногда ты меня и утомляешь.

– Хм, это твой удел, хранитель. Пошли.

Девушка последний раз посмотрела на садящееся за горизонт солнце. Если прищуриться, то в лучах можно заметить, словно мираж, огненные крылья Рыжего Ангела. Девушка бросила камешек. Легкий всплеск воды или взмах крыльев. Она улыбнулась. Пора домой.

А Рыжий Ангел, став легче воздуха и прозрачнее ничего , приютился у нее на плече и писал в своем блокноте:

«1. Влюбить.

2. Разлюбить.

3. Утешить.

P. S. Пока не научится любить себя».

Ангел чихал на райские кущи. Вернее, на цветочки. Или, еще вернее, на то, что, может быть, и стало бы ягодками, если бы он не чихал. Вообще-то, ангелы, по сути своей, чихать не могут. Потому как не болеют. Именно поэтому звонкий ангельский чих привел в такое смятение всех обитателей небесной канцелярии. Все слышали легенду о чихе, но мало кто мог поверить, что однажды услышит чих реальный.

– А-а-а-пчхи! Прости, Господи, что же это со мной? А-а-а-пчхи! И никто ведь и близко не подойдет. Все боятся. Даже Рыжий улетел «в Париж по делу срочно». Господи, ну хоть ты-то явись! А-а-а-пчхи! Что же это со мной?

– Да ничего, ничего хорошего, – Господь медленно повернул голову в сторону чиха и поморщился, – даже не представлял, что увижу такое время, когда ангел чихать будет. Ты хоть осознаешь, что натворил?

– А-а-а-а… а-а-а-а… а-а-а-а-а… апчхи! Осознаю. Только не понимаю, почему и за что?

– Тебя за кем поставили присматривать?

– Ну, за несколькими. Уже лет 600 по земному летоисчислению. Последние тридцать лет вот за дамочкой одной. Ой, прости, за женщиной.

– Ну и подумай теперь, что такого могло произойти, что ты теперь мне все небеса сотрясаешь?

– Да ничего особенного, Господи. Просто у меня на нее аллергия.

– Думаешь, у меня на нее аллергии нет?

– Есть?

– Нет. Только потому, что ты есть на то, чтобы быть всегда рядом. А ты, понимаешь ли, отлыниваешь.

– Но, Господи, вспомни, как она мне досталась!

– Итак, душа моя, пора бы уже и родиться. Сколько можно капризничать. Я уже иду на нарушение правил и даю тебе возможность выбрать родителей.

– Правила. Правила. Не понимаю этих правил. Опять рождаться. Кричать. Учиться. Страдать. Любить. И для чего?

– Чтобы жить и учиться.

– Чему?

– Быть человеком.

– Я была человеком уже 8 раз. Я была и мужчиной, и женщиной. Я была и правителем, и рабом. И все равно рождаюсь заново. Я устала. Можно мне просто побыть душой?

– Просто побыть можно. Ты и так «просто». Надо еще и «не просто» попробовать. Ты вообще думаешь любить по-настоящему, а не на одну ночь?

– Уже нет. Я ведь душа и вне тела. Мне не надо. Это телу надо. И то, только потому, что вы придумали это дурацкое надо. Вот ты, когда еще не был ангелом, а был человеком и душой, ты женился или выходил замуж, заводил долгие отношения?

– Конечно. Все свои 12 воплощений. И с каждым новым у меня рождалось все больше и больше детей.

– Вот отсюда и кризис перенаселения. Земля-то не резиновая.

– Все шуточки шутишь?

– Нет, я серьезно. Как посмотришь вниз, так и задумаешься, вот бегают там, суетятся, а лет 60—80 проходит – и все равно сюда. Да и бед меньше не становится. Бессмысленно.

– Да ты понимаешь, что из-за одной тебя, эгоистки, у кого-то ребенок не родится. Что кто-то, может, так и не завершит свое предназначение.

– А мне-то что? Это пусть другая душа думает. Мне и тут хорошо.

– Так, хватит маяться! Или сейчас же рождаешься, или будешь пересчитывать очередь к реке забвения до тех пор, пока или очередь не кончится, или забвение не наступит.

– Да ладно тебе. Вот пристал. Рожусь я. Рожусь.

– И не забудь документы отметить, у кого родишься и…

Душа уже не слушала меня. Неслась сквозь очередь душ и, сбив привычный распорядок прихода на Землю, нырнула в реку забвения…

– Тужься же! Что за горе такое! Я тебе кто, акушер или бабка? Я тебе водитель. И мне надо до полуночи груз сдать. Вот сумасшедшая баба!

Женщина смотрела куда-то поверх головы мужчины и тоненько кричала:

– Ма-ма-а-а-а-а-а-а!

– Мама. Уже четвертый час мама. И как ты на мою голову свалилась. Рожать в лесу. Делать нечего? А если бы я не остановился? Если бы по нужде не вышел? Так бы и помирала под кустиком? Мама… Эх!

– А-а-а-а-а-у-у-у-у-у-у!

– Ай, зараза, больно же! Отпусти руку-то. Когтищи какие! Смотри, головка показалась. Тужься, тебе говорю!

Женщина как-то странно выгнула спину и вдруг обмякла. Словно ватная игрушка. Была – и нет. И только тоненькое «у-у-а-а-а-а» как продолжение ее прежней ворвалось в ночной лес.

Одну жизнь лес забрал, другую принял. На обочине дороги стоял на коленях мужчина и сквозь слезы приговаривал:

– Разродилась, разродилась…

Через неделю в загсе города N оформили документы отца-одиночки. На работе шоферу выписали декретный отпуск, а друзья-приятели все воскресение обмывали «Беленькой» неожиданное отцовское счастье…

– Так что, Господи, все не так просто было с самого начала.

– А кто сказал, что с душами просто?

– Ну, с другими было не так. А-а-а-пчхи! Она же с детства продолжала бунтовать. И чего, скажи, ей не хватало? Семья какая-никакая у нее была. Всегда одета, обута. В садик, опять же, пристроена. На лицо недурна. Я же ее каждую ночь до первого слова целовал. А-а-а… Ой, чихну! А-а-а-пчхи! Сам же знаешь, поцелуй ангела как благодать. Омывает и от бед охраняет. Сон дарует и красоту привораживает. Прости уж за языческие сравнения. Красивая же получилась девчушка.

– Красивая. Только что-то ты не то прицеловал ей. Ребенок кто с «мама», кто с «папа» говорить начинает. А у нее какое первое слово было?

– «Я».

– Вот именно! «Я»! А второе?

– «Люблю». Но кто же знал, что так вот второе – и сразу «люблю»?