Алексей Муренов - Танцы с бряцаньем костей. Рассказы

Чёрт, опять смешно.

В общем, начну.

Когда-то у меня был друг. Пожалуй, я не буду называть его истинного имени. Не зачем ворошить прах могильный. От того, что я назову его как-нибудь по-другому, смысл не изменится. Как же его назвать?

Пускай, будет Володя.

Так вот, с этим Володей мы дружили практически с детства: вместе окончили школу, вместе поступили в зеленогорское железнодорожное училище, вместе потом пошли в армию. Мы были не разлей вода. Всюду и везде он таскался за мной, как хвост. Шагу без моего совета сделать не мог. А я никогда не отказывал, потому что жалел. Было в нём что-то такое беззащитное и слабое, что лично меня, как настоящего мужика, всегда заставляло поступать с ним, как с маленьким ребёнком. Иной раз стоило дать ему хорошего подзатыльника, но, сука, даже руку поднять не мог. Наверное, примерно так же чувствовал себя и Майк Тайсон, когда любимый голубь испускал из клоаки дерьмо на рукав его рубашки. Вроде бы и пакость сделал, но голубку-то оно простительно. Вот так и с Володей.

Однажды в подворотне двое бугаёв лупили его как боксёрскую грушу. А груша из него, сами понимаете, совсем никудышная. Он просто летал между ними, как волан меж ракетками бадминтона, лишь иногда издавая глухие жалобные «ойк». И если бы не я, да пара моих мозолистых пролетарских рук, похоронили бы Володю ещё тогда, и не случилось бы потом ничего подобного.

Но я спас его. Просто взял и без разговоров въехал одному из них в челюсть, а второго заставил слегка ускориться в сторону обшарпанной кирпичной стены. Наверняка парень почувствовал то же самое, что и автомобиль на тест-драйве. Только роль бампера здесь сыграло его удивлённое лицо.

Наверное, это тоже судьба.

Хм, судьба. А ведь действительно. Не случись многих вещей ещё тогда, в молодости, и жизнь пошла бы совсем по-другому сценарию.

В общем, всего и не упомнишь. Много было, и плохого и хорошего. Иногда ссорились, конечно, но у нас это было не всерьёз. Мы всегда быстро мирились, потому что друзей у него больше не было. Володя никогда не пользовался спросом у девчонок, поскольку был, мягко говоря, не очень симпатичным парнем. Да и в пацанские компании его не допускали по той же причине, чтобы, как говорил Васька Железнов, амуры не распугивал. А мне его было жаль. Вот и нянчился на свою голову, помогал, что называется, не увязнуть в болоте.

Как то весной на танцульках в одном зеленогорском молодёжном клубе я познакомился со своей будущей женой. Назову её Ирина. Эта девушка сразила меня сразу и наповал. В отличие от остальных городских дурёх она не слонялась ночами в поисках приключений на свою задницу, а прилежно училась в педагогическом институте. Да и отличалась от них разительно: маленькая, скромненькая, в очёчках и старомодном платьице в горошек. Каким чудом этот кусочек райского сада оказался поздно вечером в городском гадюшнике, я узнал позже. Одна из её сокурсниц таким образом решила отметить свои именины, вот и пригласила всех на танцы, поскольку дома устраивать балаган ей было категорически запрещено сердобольной мамашей.

И вот иду я, а сквозь мелькающие тела вижу это маленькое домашнее чудо, явно чувствующее себя здесь не в своей тарелке. Да и это платьице в горошек казалось таким же неуместным, как полевая ромашка на грядке пионов и хризантем. Она скромно стояла в уголке, такая маленькая и потерянная, что мне тут же захотелось её обнять, прижать к себе и защищать, оберегать от всего враждебного мира. Прямо сердце сжалось в комок.

Помню, как потом подружки угощали её вином. Нет. Это надо было видеть! Ирина брала бокал обеими руками и подносила его к губам так, словно ей предлагали выпить, по меньшей мере, цианистый калий, потом собиралась с духом и делала такой маленький-премаленький глоток, только губы мочила. Но и этого ей хватало, чтобы поперхнуться и закашляться. Подружки дружно гоготали, а один из парней ржал, как молодой, раненый в жопу конь. И первое, что мне тогда хотелось сделать, это сломать ему нос и выбить зубы, причём провернуть эту операцию одним надёжным апперкотом.

Я подождал, пока её оставят в покое, и Ирина снова ретируется в своё убежище, полутёмный угол зала, куда глаза отдыхающих смотрели реже всего. Вот тогда я и решился подойти к ней.

– Привет, – сказал я.

– Здравствуйте, – она даже голову как-то втянула в плечи, да и сама сжалась, словно я подошёл к ней не за знакомством, а для того, чтобы убить.

– Тебя как зовут? – спросил я.

Она представилась. Я тоже.

Разговор явно не клеился, но причину этого я определил сразу. Передо мной стояла такая девушка, которую не то чтобы трахать, даже целовать никто не собирался. Хотя, этот маленький цветочек был очень миловиден. Просто уж слишком затюканной она всем казалась. А мне её стало жаль. И вот на этой жалости построилась вся наша дальнейшая совместная жизнь. С одной стороны – некрасивый физически слабый друг, с другой – маленькая боязливая заучка.

Помню, как в первый раз подарил ей цветы, а она разбила вазу, когда ставила в неё букет, потому что руки от волнения тряслись, как у меня теперь после двухнедельного запоя. Помню, как целовал её, обнимая одновременно, а Ирина дрожала. Хотя какое там «дрожала»? Чёрт возьми, её била самая настоящая лихорадка!

Ну, а потом как-то всё устаканилось, как это обычно в жизни и бывает. Я работал на заводе по производству колёсных пар. Она была сначала учительницей в общеобразовательной школе, затем завучем в новой гимназии, потом директором. Быстро ползла по служебной лестнице. Чего не скажешь обо мне. Иногда думаю, что женщинам действительно всё даётся гораздо проще в этой жизни. Толи мы, мужики, слишком много на себя берём и потому ни хрена не успеваем, толи просто они легче относятся к жизни, и потому поставленные цели всегда кажутся легкодостижимыми. А может, и то, и другое одновременно.

Но постепенный разрыв в социальных статусах не мешал нам крепко и по-настоящему любить друг друга. Я ласково называл её «моей маленькой мышкой». Она любила гладить ладонью мой небритый подбородок, целовала меня в нос и звала «котиком».

Целовала в нос.

В нос.

Да.

Что-то сильно захотелось выпить и покурить. Простите, я отвлекусь. Предупреждаю сразу, дальше почерк станет ещё более неразборчивым. Меня уже и так штормит. Кривой, как турецкая сабля. И кстати, какого хрена я опять извиняюсь перед вами? Пошли вы все.

Ну ладно. Тайм аут. Дайте мне пять минут.

И вот, я снова с вами. Посмотрел за окно. Там темно и метель. И холодно. Охренеть, как холодно. Настоящие крещенские морозы, будь они сто раз прокляты. Хотя погода тут не причём, если разобраться. Во всём виноват, как его там, человеческий фактор .