Александра Зволинская - Новая чайная книга (сборник)

Речь здесь идет о своего рода путешествии, потому что человек с леденцом и человек, делающий глоток горячего чая, – не совпадают. Что находится между ними? Какое пространство преодолевается за секунды между облизыванием леденца и глотком из чашки? Каждый может исследовать это самостоятельно, а может – положить леденец в чайную чашку и наблюдать, как тот становится прозрачным и исчезает. Оба варианта хороши.

Анат, разумеется, объясняла мне, в чем дело – довольно редкое состояние, при котором человек не выходит из дома и даже в окна не выглядывает, держит их занавешенными. Я говорил: «Давай я тогда к тебе в гости приеду». А она смеялась и отвечала: «Не надо, не приезжай, давай лучше так поговорим». Мы и говорили, слышимость была прекрасная, хотя работа у меня такая, что иной раз не знаешь, где окажешься. Но голос был одним и тем же – тихим, чуть хрипловатым и очень ясным. Мне иной раз казалось, что Анат где-то совсем рядом – выгляни в окно, увидишь ее в квартире напротив. И несколько раз я ловил себя на том, что подхожу к окну гостиничного номера, отодвигаю штору – передо мной были ночные офисные здания, были долины с голубоватыми огоньками деревень, было море, над которым летели самолеты со спящими пассажирами, а Анат там, конечно, не было. Я задергивал занавеску, ложился, не сняв куртку, на кровать и говорил в телефонную трубку: «Представляешь, что я сегодня видел».

…Сегодня была в парке. Погода, конечно, ужасная. Сама теперь не могу себе объяснить, зачем меня туда понесло. Были уже сумерки, я долго шла – там есть большой участок почти без деревьев, за рекой, я тебе, помнишь, рассказывала. Почему-то не зажглись фонари, была метель, и мне стало казаться, будто я иду внутри карандашного рисунка. Ну и я, конечно, сразу о тебе подумала, об этих твоих листках бумаги на стенах. Внутри рисунка холодало, болели пальцы, и было уже непонятно, где какая сторона света и сколько еще предстоит идти. Я вдруг поняла, что не уверена, что смогу отсюда выбраться. Мне казалось, что с каждым моим шагом шансы на то, что я дойду до края парка, стремительно уменьшаются. Должно же быть наоборот, правда? И вдруг появилась та собака. Высокая – мне почти по пояс, белая. Я увидела ее слева, чуть поодаль. Потом она выбежала на тропинку – то есть, получается, я все это время все же шла по тропинке – приблизилась ко мне и поставила мне на плечи лапы. Даже не поставила, а так, знаешь, толкнула меня в плечи – как пловец, когда он от бортика отталкивается, чтобы развернуться. Вот и она развернулась и почти сразу исчезла из виду. Я шла, ее высматривала, но ее нигде не было видно. А потом вдруг вижу – я вышла на ту улицу, которая парк на две части разделяет. Мне при этом все время казалось, что я вообще иду в другую сторону. Вышла и как раз увидела, как к остановке автобус подъезжает, фары его.

Я часто думал об ее рисунках, об этой комнате. Обо всех наших историях, в которые она вглядывалась, которые располагала в понятном только ей порядке. То есть я совершенно уверен, что расположение рисунков не было случайным. Я не знаю, в какой технике Анат рисовала. Скорее всего, при таком освещении, это был уголь, или тушь, или карандаш.

…Вроде бы, фрагмент улицы, ничего такого, а я там минут пятнадцать стоял и не уходил, представляешь? Длинный дом, покрытый желтой штукатуркой. В метре от стены – дерево, без листьев, просто – черные мокрые ветки. Я же говорю, ничего особенного. А я стоял и смотрел.

– Анат, знаешь, я видела тебя во сне. Будто я иду по улице, и с лицом у меня что-то не в порядке. Прохожие на меня смотрят, и тут же отворачиваются в панике. Я захожу в твой подъезд, поднимаюсь по лестнице, навстречу какие-то люди – завидев меня, уже чуть в обморок ни падают. А потом я оказываюсь в твоей комнате. Все стены увешаны рисунками, от пола до потолка. Места не хватает, и листки бумаги выглядят как бахрома. Еще это выглядит так, будто я оказалась внутри бумажного иглу. Ты меня встречаешь, и тебя мое лицо не пугает. Наоборот, ты внимательно в него всматриваешься. Я наконец-то чувствую, что могу вздохнуть спокойно. Только вот сама ты тоже странно выглядишь. Лицо у тебя совершенно нормальное, а тело и голова словно состоят из геометрических фигур, да еще и неправильно друг к другу подогнанных, смещенных.

…Да, блин, я даже не понял, что это было. Вот, тебе рассказываю. Сижу я, значит, в патрульной будке, один. Ребята уехали на вызов, а я чай пью из термоса да радио слушаю – там как раз наши со шведами в хоккей играли. И тут – даже не знаю, как это описать. Я почувствовал ужас. Телом почувствовал. Ужас начался в пальцах ног, и в несколько секунд всего меня охватил, до макушки. Я выключил радио, погасил свет, лег на пол. Полежал так несколько минут, успокоился немного и думаю: «Охренел, что ли?». Но встать не могу, хоть ты тресни. Только голову от пола подниму, опять ужас этот. Наконец, вроде, отпустило. Я встал, открыл дверь. В это время суток машин на трассе мало. Было очень тихо, как, знаешь, бывает, когда снегопад недавно закончился. Я хотел было вернуться в будку и тут заметил метрах в двадцати на снегу какую-то линию. Подошел, а там следы – шли двое. Следы вели из лесополосы, за будкой, а потом под острым углом в нее же возвращались. Что-то было не так, я знал, что должен пойти и проверить, в чем дело. И опять – не могу сдвинуться с места. Взрослый дядька, в кобуре табельный макаров. Нет, стою. Я вернулся в будку, стал ждать нашу патрульную машину. Ребята вернулись минут через двадцать, но к тому времени опять пошел сильный снег, следы полностью засыпало, и мы никого не нашли.

Однажды – это было летом – телефон перестал отвечать. Я попытался написать на электронную почту – тот же результат. Это было не похоже на Анат. Я забеспокоился. Я знал, что у нее довольно много друзей, но между собой мы знакомы не были. И все же кого-то она, бывало, в разговорах со мной упоминала. Это заняло несколько дней, но я вышел на одну ее знакомую, которая знала, где живет Анат. Назавтра знакомая пошла туда. Дверь была распахнута, ремонт был в самом разгаре. Рабочие заканчивали красить стены. Они сказали, что хозяйку квартиры похоронили неделю назад – вроде бы сердечный приступ, а что вы хотите при такой экологии? Сказали, приходили люди из полиции, рассматривали стены. Там было много рисунков, но полицию больше заинтересовали полароидные фотографии. Они там тоже были – ей, видимо, присылали. Полиция надеялась, что на них будет изображен кто-то из ее близких, чтобы ему сообщить, что так мол и так. Но там оказались только какие-то рыбины, барханы, самолеты, айсберги.