Александрия Bird - Больше чем слова

Исповедь

«Нет прекрасной поверхности без ужасной глубины»

( Ницше)

Ночью монастырь кажется приютом обездоленных обиженных душ. Он стоит на возвышенности, четко прорисовывая свои контуры на безмолвном небе. Его белые мощные стены излучают божественный свет и тепло, поэтому вокруг монастыря и на его территории всегда хорошая погода, растения и деревья здоровы, красивы. Нет ни единой кочки, пугающей своей уродливостью, ни мертвых засохших деревьев, ни мучающих укусами комаров. Везде разлита тишь и благодать, возвращающая беспокойным душам покой. Дни монахини проводят в труде и молитвах, развивая духовную сущность, приобщаясь к Божественному началу. Ни единая бренная мысль о мирском не потревожит их умы, не разбередит их сердца, не увлечет за собой их души. И Ангелы спускаются с небес, чтобы помочь впустить небеса в себя. Их ведет только те, кто отказался от телесного зрения, тем самым созерцая духовным. Тишина царит в монастыре днем и ночью. Лишь слышны удары колокола, зовущего к молитвам, где-то прощебечет птичка, да внезапно прошелестит одеяние монахини, когда она в трудах пересекает залы монастыря. Но смех, радость и веселый ребячий лепет, частые гости в этих стенах, потому что тут за поворотом в левом крыле находится приют для детей-сирот. Десять – пятнадцать ребятишек здесь учатся, работают, познают любовь к Богу, принимают тепло и заботы монахинь. Затем дети вырастают и многие покидают гостеприимный дом, а некоторые принимают постриг и вливаются в монастырскую жизнь. Среди ночи раздался удар колокола, полночь и сразу же в детской келье с криком ужаса проснулся малыш. Его худое тельце дрожит, из глаз льются слезы, прозрачными ручками он натягивает одеяльце, сползшее на пол. Вновь ему приснился кошмар, который преследует несколько месяцев, мучая и терзая малыша. Крик, пролетев по келье и коридорам монастыря, растревожил остальных детей, но не разбудил. Они перевернулись на другой бок в своих кроватках и продолжили умиротворенно посапывать. Малыш остался сидеть, прижавшись спиной к холодной стене в одиночестве. Сколько раз он давал себе слово, что больше никогда не заснет, сколько раз молил Бога очистить его сон, но для результатов нужно пройти необходимое испытание, исповедоваться и получить прощение с благословением. Исповедь-это добровольное желание души открыться, найти покой, но малыш упорно хранит тайну, отягощая душу. Через несколько минут тихо приоткрылась дверь и в келью вошла мать-настоятельница. Быстрыми шагами она пересекла келью, подойдя к кроватке малыша. Ее добрые мудрые глаза встретились с отрешенными глазами малыша. Вздохнув, монахиня обняла дрожащее тельце, согревая материнским теплом и тихо произнося: – Бедное дитя, что за демоны приходят к тебе, какие видения мучают? Откройся, не копи тяжесть. Почему ты боишься исповеди, ведь ты безгрешен. Ах, дитя, дитя…Рассвет застал их сидящими и дремлющими в объятиях друг друга. Проснувшееся солнышко послало свой нежный лучик через окошко в келью, где он разогнал тени из углов и прыгнул на бледную щечку малыша, вернув ей румянец. Раздались звуки пробуждения, из-под одеяло появлялись взлохмаченные головки. Где-то хлопнула дверь, по коридору прошелестела монахиня, за ней другая,… Наконец, детская келья наполнилась веселым лепетом. Лишь малыш оставался собранным серьезным и не торопился покидать уютные объятия матери-настоятельцы, которой было необходимо спешить в часовню для утренней молитвы. Она аккуратно разомкнула объятия, ласковой рукой потрепала по голове мальчика и направилась к двери, чувствуя спиной умоляющий взгляд ребенка. Когда она открыла дверь и была готова выйти, вдруг раздался едва слышный голос мальчика. Он обращался к монахине, как взрослый человек. За эти месяцы его душа повзрослела, оставив отпечаток в выражении глаз. – Мама, знаете, что такое сон? Это не маленькая смерть, вы ошибаетесь! Мы же всегда хотим выйти из тела, чтобы сознание и подсознание слились, выявив наше настоящее я, не скованное правилами, этикетом цивилизованного мира и реальности. Так вот во сне мы хотим осуществить наши желания, но многие видения приходят к нам непрошенными и, похищая душу, показывают жизнь… – Мальчик замолчал. Он вновь от чего-то забеспокоился, нервно озираясь по сторонам. Облизнув пересохшие губы, он продолжил. Но ко мне приходит Будущее, заставляя выбирать свой путь в жизни…Я приду, к Вам сегодня, исповедоваться, но на природе, сидя под деревом и обращаясь в трудные моменты за помощью к вашим глазам. Я не могу открыть душу в исповедальне… – Мальчик с ужасом обвел глазами своды кельи. На меня давит темнота и одиночество. Вы примете меня? – Конечно, дитя! – Настоятельница улыбнулась глазами и ушла, теребя тонкими пальцами крест, висящий на шее. Вновь они встретились уже днем под раскидистым многовековым дубом, прячась в его прохладе от жары. Некоторое время они сидели, молча напротив друг друга, собираясь с мыслями. Монахиня не торопила мальчика, внутренне чувствуя тайну, для которой ей нужны будут силы. Несмотря на матушку, устремив печальный взор вдаль, мальчик начал изливать душу, зная, что монахиня не перебьет его нетерпеливым жестом или словом. Матушка, как я уже говорил, ко мне приходит Будущее, заставляя как можно быстрее выбрать свой путь. Каждую ночь я вижу ужасы истории, мучения людей. Матушка, эти костры невыносимо жгут мою душу. Мне появляется призрак Сталина, который тянет за собой призрак Грозного, не давая ему покоя, потому что Сталин сравнивал себя с ним. Утопленные в крови города, сотни казненных, десятки беглецов, репрессии и унижения, этот багаж правления Грозного тормошит Сталина. Я не могу отрицать, что Сталин не является посредственностью, которая мучила, расстреливала массы народа. Я проливал слезы о кошмарной судьбе детей, когда расстреливали их родителей. В Москве не должно быть места детским слезам, это слова Сталина… – Мальчик впервые за исповедь посмотрел на настоятельницу, по его лицу струились слезы, в глазах бушевали огни ярости. Я проникся отвращением к этой личности, которая попрала все законы – людские и Бога. Ведь Сталин учился в духовной семинарии и до двадцатилетнего возраста зубрил катехизис, собираясь, стать священником, а стал палачом. Сталин даже детей превратил в преступников и решился на введение смертной казни для детей, что само за себя говорит о его истинном нравственном облике. И вся это кровавая история затягивает меня по ночам. Я просыпаюсь с криком от поцелуя Сталина в лоб, потому что мне этот поцелуй напоминает поцелуй Иуды Искариота, запечатленным на лице Христа. Грозный, Сталин…Человечество ждет следующего правителя-тирана, который с легкостью погрузит страну в кровавые озера. Им буду я, если пойду по уготованному мне пути, поэтому Ангел Будущего мучит меня кошмарами, пытаясь остановить в душе огромные раны, которые со временем превратятся в шрамы. До сегодняшнего дня мне было запрещено исповедоваться, чтобы не заглушить видения людской боли, крови, стонов и я принял решение стать проповедником с закрытым лицом до глаз, чья глубина бездонна. Мальчик притянул дрожащую руку к своей груди и попросил. – Матушка, свяжите своими руками повязку для меня, пожайлуста. Отныне никто больше не увидит моего лица. Я несу на себе тяжелый крест, но Россия будет спасена. Такой силы, решимости и воли монахиня не ожидала встретить в ребенке. НА смертном одре она вспомнит этот день и позовет к себе этого мальчика, ставшего уже мужчиной. Умирая, он последнее что видела и что хотела видеть, это лицо мужчины, открытое на мгновение для нее, на прощание спустя многие годы. Матушка унесла с собой его тайну судьбы. Ежедневно с кафедры в соборе читал проповедь священник, чье лицо было закрыто темной маской до глаз, под чьим взглядом безвинные младенцы начинали плакать, а взрослые ощущали непонятное беспокойство. Много слухов и легенд ходило вокруг него, но никто не знал истины, потому что священник жил отшельником и только в церкви его уста снимали запрет молчания. Однажды он исчез, после него не осталось ни следа, ни могилы, ни бренного тела. Надеюсь, что дни его испытаний прошли и он счастлив. Может где-то в пустыне случайный путник увидит в вдалеке фигуру мужчины, одетую в черное монашеское одеяние и неторопливо шагающую на небеса.