Эра Ершова - В глубине души (сборник)

Все гости мгновенно двинулись к машинам.

Перед Чудаковым почтенно распахнули дверь его лимузина. Он грузно уселся на заднее сиденье, машина тронулась.

И через затемненные стекла было видно, как беспомощно, опустив руки, застыла на толстых ногах Зинаида, а рядом с ней поп с больным ребенком на руках.

И сердце Чудакова дрогнуло.

– Останови! – крикнул он водителю.

Машина остановилась.

– На-ка вот, отнеси. – Он протянул сидящему с правой стороны от водителя охраннику пухлый конверт, который был приготовлен совсем для другого дела. – Отдай попу, скажи, что это пожертвование на церковь, а остальные средства, в том числе и на лечение ребенка, придут в ближайшее время.

Ближайшее время долго не наступало, а вместо этого наступила зима, как всегда, неожиданно.

Зинаида поселилась в доме у священника, где уже много лет не ступала нога женщины.

Отец Михаил был вдовцом. И чтобы не думать о том, что происходит с ее дочерью, Зинаида взялась налаживать расстроенное хозяйство.

У батюшки появилась горячая еда, и дом перестал быть таким бесприютным, темным.

Церковь так и осталась недостроенной, и через дырявую крышу в нее повалил снег. Проповедовать на улице зимой не получалось, люди не хотели мерзнуть.

И, боясь потерять то, что он собрал по крохам с таким трудом, отец Михаил решил двинуться в областной центр, добиться встречи с Чудаковым и призвать его к ответу. Все-таки он на всю страну давал обещания. Пусть теперь держит слово.

Запасясь пирогами на несколько дней, он оделся-обулся потеплее и тронулся в путь.

Дорога была нелегкой.

Электричка к ним не ходила, и приходилось ехать где на автобусе, где на перекладных.

Наконец, добравшись до места и несколько ошалев от городского шума, отец Михаил расположился на вокзале и решил здесь же переночевать, а с утра, со свежими силами, отправиться в администрацию.

Но отдохнуть за ночь ему не удалось, потому что жизнь вокзала произвела на него такое сильное, такое удручающее впечатление, что он не сомкнул глаз до самого утра.

Здесь, как в капле воды, отражающей мир вселенной, ярко и бескомпромиссно отражалась жизнь всей большой и неустроенной страны. Казалось, что люди застряли на этом вокзале со времен Второй мировой войны и что им, несчастным, неведомо, что на дворе наступил двадцать первый век и что это век компьютеров и новых технологий.

Они по-прежнему валялись на грязных тюках, как будто время отсортировало их и выбросило на этот вокзал, чтобы они не мешали всеобщему ликованию мира.

Иногда мимо пробегали грязные дети с шельмоватыми глазенками, и отец Михаил понимал, что это беспризорные.

В сравнении с этой городской бесприютностью беды его прихода казались маленькими и поправимыми.

«Господи, сколько еще дел на земле, делать – не переделать!» – вздохнул священник и твердо решил, что завтра, у губернатора, обязательно скажет веское слово.

Но этот настрой, который он так бережно нес к зданию администрации, полностью улетучился за несколько часов унизительного ожидания в приемной.

Впрочем, ждать его никто не просил.

Напротив, секретарь объяснила, что Петр Васильевич принять не может и что вообще нужно записываться за несколько месяцев.

Но, из уважения к сану, она не посмела выставить попа на улицу и разрешила ждать сколько угодно, впрочем, предупредив, что ожидание бессмысленно.

Отец Михаил сидел в роскошной приемной и под воздействием окружающей его обстановки с каждым часом чувствовал себя все меньше и меньше.

Мимо него без устали сновали какие-то важные люди с бумагами в руках. Они забегали в кабинет губернатора с таким видом, как будто ныряли в прорубь, и выскакивали оттуда взбодренные и встревоженные.

Отец Михаил смотрел на эту деловую коловерть и думал, что, пожалуй, слишком много возомнил о себе. Не ему, карлику, бороться с этакими великанами.

И в тот момент, когда он уже готов был сдаться и покинуть свой пост, дверь кабинета распахнулась, и оттуда вышел сам хозяин.

Секретарша поспешно вскочила, и, поддаваясь инерции ее движения, вместе с ней вскочил с места отец Михаил.

Он оказался буквально лицом к лицу с губернатором, так близко, что сумел прочесть в его глазах ускользающее узнавание.

И в следующее мгновение, не дав посетителю опомниться, Чудаков резко крикнул через плечо:

– Почему посторонние?

Секретарша что-то прокудахтала, а Чудаков, не говоря больше ни слова, с недовольной гримасой прошел мимо и исчез за массивной резной дверью. Дверь сердито хлопнула, и с этим хлопком отцу Михаилу стало очевидно, какими наивными и глупыми были его надежды.

Деревня встретила его молчаливым ожиданием.

Казалось, все лица обращены к нему с одним вопросом: ну что, царь батюшка смилостивился?

Отец Михаил прятал глаза, ему было стыдно за свою беспомощность.

Но самой страшной была встреча с Зинаидой.

Она выслушала рассказ отца Михаила, как приговор, и отреагировала с таким безразличием, которое появляется у человека накануне казни.

– А я ничего другого не ждала, – прошелестела она сухими губами. – Домой пойду, хочу, чтобы Лидочка дома померла.

И тут в душе отца Михаила вспыхнул такой протест против этой простой и бескомпромиссной правды, что в его сознании сам по себе возник конверт, который он получил тогда от охранника Чудакова.

Конверт этот он даже не открывал, а как есть, запечатанным, сунул в щель за печку. Сделал он это потому, что денег этих нечистых касаться не хотел. Было в этом конверте что-то унижающее человеческую душу.

Но вот теперь, когда гибель полюбившегося ему ребенка стала неотвратимой, деньги эти оказались единственно возможным решением. Недолго думая, отец Михаил кинулся к печи и, слегка пошарив в тайнике рукой, вытащил потемневший от жара пакет.

– Что это? – без всякого любопытства спросила Зинаида.

– Да сам не знаю, – признался батюшка. – Охранник Чудакова сунул.

С этими словами он надорвал бумагу и ахнул.

В конверте ровными рядами лежали крупные купюры, счесть которые можно было не сразу.

Зинаида почему-то заплакала, а батюшка почувствовал, что на деньги эти лег совершенно другой свет – свет спасения ребенка.

Весть об очередном случившемся чуде разлетелась по деревне мгновенно. Люди собрались у дома священника, желая своими глазами посмотреть на невиданную сумму.

– Ну вот, а все говорили, что губернатор плохой! Видал, какие деньжищи отслюнявил! – шептались в толпе.

Отец Михаил слушал подобные речи односельчан и думал, что опять чаша весов перевешивает в сторону чиновника. Что не достучаться ему до душ прихожан, пока в мире правит эта разрисованная бумага. А с другой стороны, без бумаги получается никак. Такую магическую силу она имеет над человеком.