Алексей Лухминский - Мой Ванька

– Обалдеть, – бормочет Ванька. – Ты её видел всего пару раз, а рассказал о ней так, будто знаешь всю свою жизнь. Ты настолько точно её охарактеризовал!

– Ванюха, это всё из курса психологии, который я прочёл месяц назад.

– Сашка… Родной мой… Ты такую ношу с меня снял! – в его голосе звучит горечь. – Вернее, одну снял, а другую положил. Ты меня пытаешься оправдать… Зачем?

– А ты не сильно радуйся. Я про тебя ещё не всё сказал, ну и про себя тоже. Ты в этой ситуации, будучи тепличным растением, человеком, которого я сам избаловал в своей теплице, глядя на прелести не познанной тобой женщины, распустил сопли и, ни о чём не думая, пошёл у неё на поводу. Как осёл за морковкой. Так ведь?

– Так… – Ванька съёживается внутри одеяла. – Именно так!

– А я, увлёкшись медициной, то есть тем, что мне интересно, напрочь тебя забросил. Тоже хорош… Не нашёл времени вытащить тебя из ямы, куда Света тебя утянула. А когда спохватился, то было поздно. Ты уже был в её полной власти. Так что и моя вина в этом тоже есть, и она достаточно велика. Поэтому мы квиты! Ладно, пошли в кровать.

– Что бы я без тебя делал в этой жизни… – бормочет он укладываясь.

– Больше бы думал, – отрезаю я.

– Саш… Скажи… Я тебя тогдашнего… ну прежнего… совсем потерял?

Такая постановка вопроса ставит меня в тупик.

– Знаешь… Сейчас настала моя очередь рассказывать, а уж потом ты сам, вернее, мы вместе решим, прежний я или не прежний. Хорошо?

– Хорошо… – очень напряжённо выговаривает Ванька.

– Я начну с главного. У тебя есть племянник. Зовут его Серёжа. Ему полгода.

– У тебя появился сын!

Не могу не посмотреть на его реакцию. У него счастливое лицо!

– Сашка! Это же здорово! Знаешь, после того как я повозился с маленьким Колькой, я понял: дети – это прекрасно!

– Ты это серьёзно говоришь? – я реально опешил от того, что вижу и слышу.

– Абсолютно! Ты удивишься, но я так этому рад! Меня всегда грызло, что, занимаясь только мной, ты не имеешь семьи и детей, – смущённо говорит он и добавляет: – Я же понимаю, что моя реакция тогда, в спортзале, на твою подругу у тебя отложилась…

Однако… Он сказал то, о чём я думал.

– Мы с Дашей познакомились, когда ты был в Булуне первый раз. Я ничего тебе не говорил, потому что не знал, как ты на всё это отреагируешь, действительно памятуя мою историю с Ниной. Прости меня… Она родила, когда мы были в Булуне второй раз.

– Она тебя любит?

– Да. Но жить со мной пока не хочет. Говорит, мы с ней оба сильные люди, и дальше – про возможность вулканической жизни таких людей на одной площади.

– А ты её? – совсем напряжённо спрашивает Ванька.

– Люблю. Только понимаешь… Ты мне снился, даже когда тебя не было рядом. И сейчас снишься! А её во сне я видел, может, раз-другой… Я тебе ответил?

Он сосредоточенно молчит, и я не знаю, как это толковать. И вдруг…

– Саш… Ты не жалеешь, что когда-то со мной связался? Только честно!

– Ты действительно идиот, Ванюха. Идиот с куриными мозгами, – сгребаю его в охапку. – Братишка… У нас с тобой всё на генетическом уровне. Пуповина какая-то…

– Сашка, я тебя очень люблю, – бормочет он. – Ты мне покажешь племянника?

– Обязательно. Пусть он познакомится со своим дядькой.

– Саш… А мы сейчас вместе? Это так?

– Это так. Мы вместе, и мы с тобой – семья.

– Тогда прошу тебя: забудь про мои глаза там, в Булуне! Ты – мое всё! Больше у меня никого нет, да и вряд ли будет.

– И ты моё всё… Это правда. А будет или не будет… Жизнь долгая. А сейчас давай-ка, «мое всё», на горшок и спать! А я перекурю – и тоже.

Сам себе хвастаюсь: почитав литературу, правильно определил необходимые витамины, которые должны сопутствовать антибиотикам. Анастасия Ивановна, которой я звонил, согласилась с моим выбором. Сейчас делаю Ваньке очередную порцию уколов.

– Ты меня уже всего исколол, – ворчит он, подставляя нужные места. – Как я потом сидеть-то буду?

– Я же тебе грелку даю, чтоб там всё рассасывалось. Так что терпи. Ещё пара дней, и, наверное, всё закончится. Отвезу тебя…

– На кладбище? – перебивая меня, радостно спрашивает братишка.

Ну вот… Как только стало легче, он не упускает возможности меня подколоть.

– Идиот! На рентген я собрался тебя везти. В свою академию.

Я действительно попросил Юрия Степановича договориться с пульмонологией насчёт рентгена и общего осмотра Ваньки специалистом.

– А, я понял! – и сияет. – Таким путём ты хочешь проверить, есть ли у меня мозги. Давай. Просветили, а там – пусто! Во класс! И с меня взятки гладки!

– Иди ты!

– Извини… Не могу… Я в бессрочном отпуске и вообще сменил профессию, – блаженно улыбается, понимая, что сегодня все его шутки проходят на «раз».

Махнув рукой, иду подогревать ужин. Появляется Ванька, завёрнутый в одеяло.

– Саш, ну давай я чего-нибудь поделаю. Что ты всё сам да сам…

– Самое лучшее, что ты можешь сделать, – это лечь обратно в кровать.

– Я нормально себя чувствую. Ты же сказал, что хрипов не слышишь.

– Это я сказал. А надо, чтобы тебя ещё посмотрел пульмонолог.

– Пульмо… кто?

– Пульмонолог. Это, если можно так сказать, лёгочник.

Да… Видно, братишку сегодня так просто не унять. Стоит с заумно-хитрым видом.

– Понял. Значит, лор – это ушник, окулист – это глазник, пульмонолог – это лёгочник, гинеколог… Саш… А как гинеколог по-русски будет? – звучит невинно.

– Ты сам уйдёшь, или тебе дать пинка в твою исколотую жопу?

– Ухожу, ухожу… – пятясь к двери, он хихикает.

– Правильно делаешь, что пятишься, – мне уже самому стало весело. – А то смотри… Шприцы у меня здесь, на кухне.

– Всех жоп не переколешь! – гордо восклицает Ванька и скрывается в комнате.

Какое-то время всё спокойно.

– Саш… – раздаётся из комнаты. – Тебе кто твою бухгалтерию сейчас делает?

– Угадай с трёх раз, – отзываюсь я.

– Тут и угадывать не надо. Давай-ка, неси всё мне. Займусь.

Это просто отдушина! Если братишка этим займётся, то у меня освободится время.

– Спасибо тебе, Ванюха! – кричу из кухни. – Ты даже не представляешь, насколько ты меня выручишь. Мне ведь надо ещё очень много учить и сдавать.

– Представляю, – со вздохом отвечает он. – Потому и предложил.

После нашего ночного разговора Ванька повеселел. Я это вижу и очень рад тому, что он потихоньку становится прежним.

Мы в пульмонологии больницы академии.

– Когда, говорите, у него началось воспаление? – спрашивает заведующий этим отделением, тоже профессор, просматривая заключение рентгенолога.

– Недели две назад.

– Странно… – бормочет завотделением, снова прослушивая Ваньку. – У него всё чисто… Ну-ка, подышите интенсивно.

Он дышит полной грудью.

– М-да… Постойте… – профессор внимательно смотрит на меня. – Это что, вы тот самый… Александр Елизов? Ну мне говорили… И Сергей Петрович говорил как-то…