Наум Вайман - Новая эра. Часть первая

За окном (задраенным!) арабская музыка, монотонно заунывная, чужая, до ненависти. И хамсин обещают сегодня. Встал, заткнул уши ватой…

И вот от этого ощущения холода идет «раскрутка» пытливой и страстной мысли: почему холодеем? А оттого, что кругом «индивидуализьм» (вот он последний воитель против него, правда, он скорее не Дон Кихот, а Санчо Панса русской соборности…), «братство» утеряно, узы рода распались, даже узы семьи… ты один, свобода, блин! Но это свобода камешка в просторах космоса. Нет рода и нет любви. Впереди гибель. На этот «индивидуализм», на всю эту «соц. демократическую сволочь» он смотрит апокалипсически. И не согласился бы, что ее можно искусством «вылечить». Только религией, «теплой, родовой». Отсюда его увлечение «юдаизмом», пристальный к нему интерес. А форма письма абсолютно личная, индивидуалистическая: обрывочки, опавшие листья, но его собственной неповторимой жизни. Вот и я от того же «танцую». И мне «холодно», и мне приходится самого себя «согревать», с самим собой танцевать, беречь свое тепло (как Соллогуб писал: «улыбаюсь, забавляюсь, сам собою вдохновляюсь»)…

«Родных не помню. Рода нет. Племени нет, нация – одна ерунда. Но вот я довольно талантлив и издаю журнал. Меня запишут в историю русской литературы. Я, впрочем, нигилист и в общем мне хоть трава не расти».

Опять же он, Розанов, родной. И как точно увидел, что христианство – это убийство Бога-Отца, своего рода история Эдипа в космических масштабах.

Розанов называет социализм мнимым братством, искусственным, насильственным. Отмечая при этом, что «сила» социализма именно в иллюзии возвращения этого самого братства. Он идет еще дальше, разоблачает и христианство, как мнимое братство, братство в нищете, а не в роде, братство в отшельничестве, в уходе от мира, в смерти, а не в жизни. Он зовет Бога-отца, зовет «еврея», «ветхозаветный дым на теплых алтарях». И на самом деле сегодня иудео-христианский мир (тот самый Запад) отбросил и то и другое, но не вернулся, конечно, к ветхозаветному дыму, а вернулся к римскому закону, как основе жизни. Америка стоит на «законе». И все «лучшие люди» (соцдемократическая сволочь) поют ему осанну. Но на чем стоит этот «закон»? Пока он покоится как бы на библейских принципах (только не называйте их «христианскими»! ), это гигантское здание, эта новая вавилонская башня еще как-то держится. Но свобода индивида уже выше власти рода, холод сильнее тепла (оно и по термодинамике так), и поэтому здание это будет все дальше и дальше уходить ввысь, теряясь в облаках виртуальности, пока… не рухнет. И что есть искусство в этой очевидной глобальной перспективе?

И еще меня бесит преступное скудоумие нашей, израильской «социал-демократической сволочи», их сюсюканье по поводу «универсальных ценностей». И так хочется бросить им в лицо – нет, не «железный стих», а гранату. Стихами их не проймешь.

Нет, я себя с ним не сравниваю, пойми, просто исходные побуждения те же (потому я так Розанова и люблю). Я ведь, на самом деле, розановский эпигон.

12.4

Наум, дорогой, привет!

У меня тут была компьютерная немочь, пришлось товарища лечить. Я действительно кое-что перепутал. Теперь об отношениях меня и Барабаша Вы знаете все. Жизнь моя и репутация в смертельной опасности. Я потею от ужаса.

О его стихах я ничего не думаю, так как думаю о деньгах. Вот! Так!

Ну стихи как стихи. Как моя бабушка бы любимая сказала, светлая ей память и моя вечная любовь, боговерующие стихи. Что уже не так плохо.

Тут Золотоносов Ваш роман прочитал и говорил много дельного – и об остроумии и тесноте израильской жизни, которая вам тоже жмет. Он об этом напишет. Сказал еще, что так как я не живу в Москве и вообще почти не тусуюсь, то мне все равно, что вы скандалист и склочник. Что, на мой взгляд, ответил я ему, для прозы лучшая рекомендация.

Я тут действительно важное Гешаримское письмо куда-то затерял. Со сметой.

Сможете ли Вы, дорогой Наум его присовокупить к уже мною написанному?

Очень Вас прошу.

Искренне Ваш НК

Итак

СМЕТА РАСХОДОВ ПО ИЗДАНИЮ РОМАНА МАРТИНА БУБЕРА «ГОГ И МАГОГ»

Твердый переплет, шитье, бумага офсетн. 1, целофанирование матовой пленкой, цветной перплет, формат 84х108/32, 450 стр.

В переводе Елены Шварц

Комментарий и научная редакция С. И. Сивак, автор предисловия М. Золотоносов

Перевод 15,5 а. л. —2250

Редактирование —360

Комментарий – 450

Гонорар автору предисловия – 400

Корректуры – 200

Изготовление макета – 270

Диапозитивы – 240

Бумага – 2200

Картон – 400

Печать – 3000

Транспортные расходы – 200

ИТОГО 9770 долларов США

От Ф:

Муж завтра приезжает, а я вместо того чтобы пироги печь, не говоря уж о лекции своей на иврите в пятницу, не могу от книги твоей оторваться.

Читая, чувствую такую близость, нежность к душе твоей мятежной и тоскующей… И от тоски по несбывшемуся сердце сжимается.

От Л:

если еще не поздно, не мог бы ты для меня заказать «Женский портрет» Джеймса и диск Козина? Конечно, если это удобно и не в тягость. Матвей превзошел сам себя. Я его теперь люблю, как родного. Получается мы таки мыслим синхронно – ты думаешь, что я тебя хороню, а я думаю, что тебе легче меня утопить, чем в море отпустить… я давно не комментирую, но не могу сдержаться и не напомнить, как посоветовала тебе «предохраняться» с Ф и еще у меня есть масса вопросов, но это потом.

Faksy i baksy

Дорогой Николай!

Письмо Гринбергу завтра отправлю, он уже звонил, вроде поблагодарить за книгу (я ему послал), и спросил про ваш «факс» (во, как я его «подогрел»! ).

А вам, шаркнув ножкой и эдак попятившись, напоминаю о нижайшей просьбе насчет справочки, ваших книг и Козина (см. предыд. письмо), если, конечно, Марианна в наши края соберется.

Что касается моей «склочности», то я в ней не уверен. И не потому что «обиделся», или, тем более, хочу «поправить» (пусть пишет, как видит, может ему и виднее). Вредность, конечно, имеет место быть, как и память злая, но все-таки не склочность. Если бы обо мне что-нибудь толковое написали (вот, надеюсь на Золотоносова), я бы решился высказаться, как сам все это вижу… Кстати, если Золотоносов захочет спросить о чем-нибудь, уточнить, я рад пообщаться.

Всегда ваш

Наум

13.4.2000. В номере сумрачно. Прохладный ветер колышет занавески. Шар а в нишб а р – хамсин на сломе. Заставила меня читать кусочки из книги.

… – Я иногда так горжусь…

– Хорошо. Я хотел бы, чтоб ты мною гордилась.

– Да я не тобой, а собой горжусь. А тобой я не горжусь, я тебя обожаю. … А я знаю теперь твою страшную тайну!