Елена Богатырёва - Наследница

К полудню, когда сквозь пелену страсти стали проступать контуры привычного мира – ее гибкая спина, разоренный стол, светлое пятно окна, – он почувствовал, что она утомилась, что движения ее замедлились и сделались ленивыми. Воронцов поцеловал Лию в плечо и осторожно прижался к ее горячему боку.

– Не выгонишь меня сразу? – прошептала она, обнимая его. – Как там у тебя положено? «Чтобы след мой простыл…» Я поживу совсем немного, не бойся.

Синь глаз блеснула между ресницами и погасла. Вряд ли она ждала ответа. Но он все-таки пообещал:

– Не выгоню.

И, проваливаясь в сон, успел скороговоркой произнести про себя слова, которые в редкие мгновения близости с женщинами твердил последние годы, как магическое заклинание: «Прости, Вика».

Но приснилась ему в эту ночь совсем не Вика. И даже не Лия. А девочка из детства, на которую Лия была так похожа. Он все ходил за ней по пятам и не мог окликнуть, потому что позабыл ее имя. И только под утро, перед тем как проснуться, вспомнил, что звали ее Галиной…

15 декабря 2000 года. Санкт-Петербург

Галина Ивановна Светлова сидела у окна и смотрела, как кружатся в воздухе снежинки. Непонятно, что там творилось с ветром, но одни летели вниз, другие – в стороны, а третьи, будто передумав падать на землю, снова неслись вверх. Ей безумно хотелось выйти на улицу, полной грудью вдохнуть свежего воздуха. Не рафинированного, как в ее палате, а морозного, обжигающего, пахнущего хвоей.

Три недели в клинике тянулись так медленно, что время от времени ее посещала безумная мысль – бежать. И если бы не лицо…

– Галина Ивановна… – в дверь больничной палаты заглянула молоденькая медсестра.

– Зиночка, я ведь вас уже просила, зовите меня просто Галиной, – не оборачиваясь, с некоторым раздражением попросила ее женщина.

– Но, Галина Ивановна, миленькая, мне так неловко, вы ведь настолько старше…

Женщина наконец обернулась и посмотрела на Зину так, словно хотела придушить. Девушка осеклась и замолчала.

– Чего тебе?

– К вам внучка.

– Пусти, – сказала женщина и, как только дверь за девушкой закрылась, прибавила громко, давая волю своей злости: – Идиотка! Дура деревенская!

За стеклянной дверью мелькнула тень. Женщина резко отвернулась.

– Галочка, это я.

– Ну слава Богу, Лия. А то вчера эта безмозглая Зинка привела ко мне совершенно незнакомого мужика. Ошиблась, видите ли. Нет, в этой стране о приличном сервисе не имеют никакого представления! Кругом – быдло.

Девушка склонилась к женщине и слегка коснулась губами ее плеча.

– Болит? – спросила она.

– Временами – очень. Ничего по-человечески сделать не могут. Отек, видишь, какой?

– Угу, и синяки под глазами еще остались.

– Принесла?

Лия достала из сумки коробочку и передала Галине.

– Дели каждый порошок пополам. Очень сильная штучка.

– Пробовала?

– Один раз. Поэтому весь – не советую. Когда ты вернешься?

– Обещают, что через три дня никаких следов операции не останется.

– Галочка, скоро тебя станут принимать за мою сестру. Причем младшую.

Галина поморщилась и стукнула Лию по руке. Та сжалась и отпрянула. На глазах выступили слезы. Женщина удовлетворенно оглядела ее и, неожиданно сменив гнев на милость, ухватив за свитер на груди, притянула девушку к себе и, едва коснувшись губами ее губ, оттолкнула.

– Больно.

Лия села к ее ногам, положила голову на колени. Мягкий махровый халат натянулся, и Галина поморщилась:

– Какая же ты все-таки неловкая!

Она приложила руки к груди.

– Не думала, что третья операция превратится для меня в такую пытку. Грудь, правда, сделали великолепно. Посмотри, – она распахнула халат, и Лия ахнула:

– Такого даже в «Плейбое» не печатают!

– Кузнецов мастер по этой части, – хмыкнула Галина. – Но прикоснуться до сих пор невозможно.

– Ну и хорошо, – прошептала Лия, обнимая ее ноги.

– Что ты там бормочешь, дурочка?

– Значит, он не будет к тебе прикасаться!

– Опять – ревность? – подняла брови Галина. – Я ведь тебе говорила, что Глеб…

Руки Лии скользнули по ее бедрам, заставив женщину умолкнуть и закусить губу.

Неожиданно раздался телефонный звонок. Галина резко встала, опрокинув Лию и перешагнув через нее. Она подошла к тумбочке и схватила трубку телефона. Звонок не повторился, но Галина продолжала стоять, сжимая трубку в руках, завороженно глядя на номер, высветившийся на панели.

– Кто это? – тихо спросила Лия.

– Синицын.

– Сейчас перезвонит.

Женщины ждали повторного звонка в полной тишине. Было слышно, как гудит вода в кране. Но Синицын не перезвонил.

Галина прошлась по комнате и села за стол, указав Лие место напротив. Она открыла коробочку и достала пакетик с белым порошком. Понюхала, распечатала, осторожно лизнула кончиком языка и только тогда высыпала в ложку половину и проглотила, запив водой.

– Теперь покоя не будет. Врачи ему все сказали. Он мечется.

– Ты надеешься, что он нас не забудет?

– Хотелось бы верить. Все-таки это твои деньги.

– Может быть, совесть перед смертью проснулась?

– И не надейся на такие глупости. Вот будь я рядом с ним… Черт! Но у меня нет даже предлога, чтобы к нему подобраться. А он стал таким подозрительным!

– Ты могла бы сказать, что проездом. Денька на два.

– Думаешь?

– Приедешь помолодевшая, красивая…

– Что ты несешь? У него боли, до того ли ему?

– Ну тогда – заботливая, терпеливая.

Галина с нежностью посмотрела на Лию:

– Как я люблю тебя, рыжая бестия! Ты понимаешь меня с полуслова. Иногда я всерьез начинаю верить, что я тебе мать, а не бабка.

– А мама, – осторожно спросила Лия, – она была не такой… как мы?

– Время было другое, не забывай. Комсомол был, им там в школе мозги хорошо промывали. Ты гораздо старше ее и опытнее в свои девятнадцать.

– А ты? Ты была такой, как я?

– Сначала – нет. Лет до шестнадцати была полной идиоткой. Спасибо добрым людям, – злая усмешка промелькнула на ее губах, – растолковали, что в этой жизни к чему.

– Расскажи, – попросила Лия.

Галина зажмурилась. Голова закружилась. Наркотик действовал. Боль медленно уходила. Какие бы страдания ни приносила физическая боль, отступая, она забирает память о себе. Другое дело боль, причиненная душе. Порой проходит вечность, а раны все так же свежи и кровоточат – стоит лишь прикоснуться.

– Все люди одинаковы, – пробормотала Галина, – у каждого в подвале – труп.

Она никогда и никому не рассказывала о том, что случилось с нею почти сорок лет назад. В один прекрасный солнечный день, который до сих пор, стоит только закрыть глаза, встает в ее памяти во всех деталях. Но именно теперь, на пороге переломных событий, которые она предчувствовала, ей хотелось избавиться от старого груза.