Алексей Анисимов - Джина

На протяжении последних двух недель он часто и подробно вспоминал свою жизнь. Маму, детство, армию, институт. Пытался думать и дальше: зачем, за что. Но это все прерывали боли. Тянущие, режущие, колющие. Они, как бандиты, будили среди ночи и пытали до утра. Непонятно было только, за что. Утром или ближе к обеду делали укол, какая-то передышка. И еще пара бессмысленных дней.

На следующий день надо было ехать к хирургу Виктору Сергеевичу подписывать бумаги. Андрей все продумал еще накануне. В больницу его не клали, предлагали, но не клали. Сказать все сразу или написать ему письмо? Ну, в общем, все подписали, и Андрей передал врачу конверт с письмом. Пожал руку и ушел.

Содержание письма было в следующем:

«Уважаемый Виктор Сергеевич, если во время операции вы увидите, что шансов выжить и вести полноценную жизнь после нее у меня нет, прошу вас прервать мои страдания (надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю). Все свои имущественные дела я уладил заранее. Ниже привожу номер счета в банке (название банка), все, что там – это для вас. Заранее благодарен.

Андрей Верховцев».

Вот такое письмо. Сумма там была указана огромная.

Пока спускался по ступенькам, тянуло в ногу. А когда сел в машину, хоть кричи. Что-то прорастает в тебя, там, внизу. Андрей сидел, вытянув руки, сжимая руль, ожидая окончания приступа. Но он не заканчивался. «Я не смогу его перетерпеть… Я смогу его перетерпеть! Я смогу его перетерпеть!» – сквозь сжатые зубы произносил он, сжимая в вытянутых руках руль автомобиля, как будто уже ехал на огромной скорости. Пот стекал по лицу. Насквозь мокрая рубашка прилипла к телу.

«Да, да. Все я правильно делал. Эти три дня Эля проколет уколы почаще. Проваляюсь в забытьи. А там и конец. Наркоз. Надо просто достойно выдержать эти три дня. Еще несколько раз будет так тяжело, но ничего».

«Крузер» выкатил на набережную. И покатил в свою сторону.

«Да, да, – думал Андрей. – Да. Все правильно, да».

И почему-то все мысли о работе, которые были далеко, стали еще дальше. После приступа наступило облегчение и успокоение, какое-то блаженство. Рубашка, насквозь мокрая, прилипла к коже сиденья. Он просто ехал, ни о чем не думая, желая быстрее добраться до дома. «Нет, поеду на Петроградку. Да, туда, на ту квартиру». Он перестроился в другой ряд и стал думать, где далее можно развернуться. И вот уже Нева блестит слева. Машин было немного, поток двигался быстро. «Крузер» шел на приличной скорости. Вдруг прямо под него выскочил какой-то старый «Фольксваген», он пытался уклониться от сигналящего грузовика. Андрей попытался принять вправо, но получилось, что наехал на «Фольксваген». Завалился набок, и его потащило. Он не был пристегнут. Лобовое стекло треснуло от удара. Тело выкинуло наружу. Со страшной силой ударился об столб. Удар пришелся на спину. Раздался хруст переломленного позвоночника. Тело изменило траекторию и, проскользив по асфальту метров двадцать, вылетело на траву. Со стороны это выглядело, как будто какая-то неведомая сила швырнула человеческое тело, как тряпичную игрушку, над землей об столб, она ударилась об него и полетела дальше.

Лицо, проскользившее по асфальту, местами осталось без кожи, но голова в последний раз, но четко работала.

Странно, полщеки нет, а не больно. Андрей попытался пошевелить рукой: нет движения – позвоночник сломан. Андрей чувствовал вкус травы на губах, все пытался пошевелить рукой или ногой. Но ничего не получалось. «Видимо, переломан позвоночник», – подумал он. Когда был удар внутри себя, он почувствовал хруст. Это все, конец.

«Как это странно, тела не чувствую, странное ощущение. А слезу в уголке глаза чувствую. Чуден свет! Неужели конец?»

Яркий двор, залитый солнечным светом. Гроздья желтого винограда над столом. Тетя Лена сидит правее. Заходит соседка Лялечка и начинает что-то живо рассказывать, размахивая руками. Тетя Лена начинает смеяться, наклоняясь всем телом назад-вперед, прикрывая рот раскрытой ладонью. Звуков он не слышит. «Это мы в Анапе прямо перед самой школой». Мама выходит из кухни, неся перед собой супницу. Она в ситцевом платье. Она молодая и красивая. Волосы ее темные. Собраны наверху в пучок. А намокшие от пота завитки на шее прилипли. Мама улыбается. Она ставит супницу на стол и тоже начинает смеяться. И тоже прикрывает рот ладонью. Потом берет тарелку и наливает в нее половником золотистый бульон, в котором переваливаются желтые галушки, ставит тарелку передо мной, треплет за волосы и говорит:

– Ешь, Андрюша, ешь.

И продолжает смеяться.

Неужели это последнее, что я увижу в жизни… Неужели это все?

Она должна была прийти, и я торопился. Взял алкоголь. Я недавно на этом месте. Она из соседнего отдела. Может, расскажет о раскладах в этой конторе. На прошлом месте я зарабатывал неплохо. Удавалось проводить левый груз. Ну и все, что с этим связано. Я в общем-то на эти деньги и «БМВ» свой купил. Может, и здесь такие возможности. Не знаю, база-то большая.

И она. Я говорю в курилке:

– Cкоро выходные, все такое, приходи, – так, в шутку.

А она отвечает:

– Приду.

Ничего себе!

Ну, в общем, взял я себе бутылку водки хорошей. А ей – мартини и коробку конфет «Чудный вечер». Заранее звонил ей, часа за два. «Да-да, все в силе», – говорит. Я ей еще объяснил, как от метро добраться. Ну и начал накатывать потихоньку. Телевизор включил. Так-то я его редко смотрю. В общем, скорее по «синьке». Там новости всякие – упрешься как баран в экран, когда выпьешь, и смотришь. Если честно, все равно, что там показывают. Мои-то все увлечения – машина да девушки, ну еще футбол.

Нам телевизор за неуплату отключили. Осталось всего два социальных канала. Ну, по одному какое-то ток-шоу, а по другому – фильм американский только начался.

Блондинка заходит в зоомагазин. Блондинка на высоких каблуках. Ууууууххх!

Так вот. Блондинка заходит в зоомагазин. «Здравствуйте, миссис Макгрудки!» А та отвечает: «Здравствуйте, мисс Дэниел».

Мало того что на улице стая птиц: они кружатся высоко в небе. Так она, оказывается, в этом магазине заказала взрослого говорящего скворца.

Ей объясняют, что птица еще не пришла. Блондинка, слегка расстроившись, говорит: «Ну ладно. Пришлите его мне домой», – и пишет свой адрес левой рукой.

Я давно заметил – во многих американских фильмах так делают. Это вроде как круто, что ли, необычно. Человек не такой, как все, если он левша. И Клинтон левой писал. И секретарш своих левой рукой трогал. Я в повседневной жизни один его жест применяю. Это когда вроде сжимаешь невидимый карандаш в кулаке, прижав его оттопыренным большим пальцем, и трясешь перед собой, словно говоря что-то важное. В поучительном тоне. Так вот.