Артур Скопио - Давай, за нас с тобой!

Фишл. Тот нож остался в теле солдата… Он не смог его вытащить.

Марика. Ах, вот почему он так страшно кричал!

Фишл. Тот нож находится в комендатуре, пан Угрик. (Возвращает ему нож.)

Бродяга медленно приближается к Угрику, тот отступает. Наконец Бродяга выхватывает у него свой нож.

Бродяга. Свинья! Подонок! (Кажется, он вот-вот ударит Угрика, но лишь плюёт ему в лицо.) Вонючка!

Угрик (вытирает лицо). Я… я это запомню. Ты ещё пожалеешь!

Томко (горько Фишлу). Страшное семя вы посеяли… страшное, чудовищное…

Фишл. Я…. я… я только хотел помочь. Что касается майора, то это максимальная уступка. Ведь первоначально…

Томко. Максимальная жестокость, пан мой.

Фишл (удрученно). Так вы… отказываетесь?

Ондрей. А вы ожидали, что мы согласимся?

Шустек. Заткнись, сопляк! (Всем.) Люди, не теряйте голову. Как-нибудь договоримся. Зачем погибать всем десятерым, когда им достаточно одного?!

Тишина.

На остановке ОРЛЁНОК вышёл Пельмень и на его место сидится знакомый с РМЦ. С ним и со всеми мужиками в маршрутке обсуждаем жуткую новость – охрана не пустила на территорию комбината рабочего, как уволенного. Мужик пошёл в управление, чтобы объясниться, найти понимание и солидарность. Но его и в управу не пустили, и никто с ним не захотел разговаривать. Находясь в состоянии шока, безвыходности и отчаяния работник повесился на высоком железном заборе напротив управления. Тут все вспомнили, что наш новый управленец, доктор технических наук – полный «профан» в производстве и в металлургии. Весь комбинат знает об аварии в ККЦ, которую спровоцировало руководство. К счастью обошлось без массовых жертв. Ожог получил один водопроводчик. При коммунистах по этой аварии начала бы работать прокуратура. А тут, директорат свою вину быстро забыли и приказом по комбинату наказали всех старших рабочих. Послушал попутчиков и рассказываю – как только это «спец» появился, у нас в сортопрокатном цехе стали пробовать лизинг – прокат в два ручья с одной заготовки. Гендиректор не стал разбираться подходит нам лизинг или нет. Дал команду и всё. Ох, и вымотались и наморозились мы с этим лизингом. Несколько попыток в разных вариантах отняли много сил и в итоге: мы все в цехе поняли, что для такого проката нужен современный стан со своей технологией, а не стан, который за 50 лет довольно таки серьёзно поизносился. Сейчас всё, что связано с лизингом сейчас валяется по всему цеху, как металлолом. Затем голову директора ветром занесло идею размотки катанки. В лютый мороз забросили основное производство и все силы ушли на ноу-хау генерального. А результат: ещё одна идея лопнула как «мыльный пузырь» и столько сил потрачено в пустую.

– А как он появился здесь?

– Наверно, владелец компании шел в Москве по улице, видит: бомжик валятся. Дай, думает, попробую сделать доброе дело. Подходит к бомжику и говорит: «Хочешь быть директором большого завода и зарабатывать много денег?»

– А как я буду директорам, кто мне поверит? И что я там буду делать?

– А делай, что хочешь. А чтобы чувствовал себя уверенней, вот тебе удостоверение доктора технических наук. Так нормально?

Все смеются юмористу. Молодец! Вот последний поворот и конечная остановка у Центральной проходной. Выхожу последним и говорю водиле: «Спасибо друг».

На трамвайной остановке много людей. Все стоят, ждут и мёрзнут. Закрываю шарфом свои щёки и нос. Натягиваю капюшон. Идти до цеха минут 30—40. Если быстро работать ногами и руками – не замёрзну. Жаль только, что ещё в маршрутке ступни начали покрываться льдом. Да ладно. Прорвёмся!

Встретил Людмилу на автостанции в Еткуле. Я там ждал автобус на Селезян, вёз знакомить с родителями свою будущую. Людмила была, как всегда в окружении кавалеров, но она не обращала на них внимание. По ней было видно, что она очень хотела, чтобы я повёл себя порешительней. К тому, же я чувствовал, мой ангел пытался меня остановить с выбором и обратить всё внимание на Людмилу. Почему я не послушался? Ну почему не послушался!

Приезжаю на репетицию, а её отменили. Людмила тоже не знала, и мы вдвоём на сцене. Ходим по кругу, разговариваем, ждём – может, кто ещё подойдёт. Смотрю на Людмилу, – какая она приятная, домашняя, чуть ниже среднего роста, почти кругленькая, с большими добрыми глазами. Чтобы не молчать, высказываю Людмиле свою мысль о спектакле. Владимир Сонин – добрый, безкофликтный режиссёр, но он не верит, что мы, любители можем играть на хорошем уровне, что мы можем сделать живой спектакль.

Походили, пождали, спустились в гримёрную – закрыто.

– Пойдём в кафешку, угожу тебя чем-нибудь вкусненьким.

На столе у нас два стакана вкусно чая из жженого сахара и две корзиночки с грибочками. Сидим друг перед другом, молчим.

– Ну, что, давай, за нас с тобой!

– Хороший тост, Людмила. Давай, за нас с тобой!

Чокаемся, пьём чай, едим пирожное. В это время в кафе входят человек пять местных блатных и, увидев Людмилу, подсаживаются к нам. Легко понять, что они давно знакомы. Людмила им улыбается, со всеми целуется. И когда они все уходили, то двое обнимали девицу за талию и погладили её ниже пояса. Я остался за столиком. Трус!

Показались огни цехового административно – бытового корпуса. Иду быстрее. Ступни, конечно, заледенели. А вот нательная рубашка вся мокрая от пота. И волосы под шапкой тоже. От того, что глаза на морозе слезятся, ресницы покрыты льдом. В душевой не все льдинки легко снимаются с ресниц. Ничего, сейчас под горячим душем растают.

Стою, наслаждаюсь потоком горячей воды.

День премьеры совпал с моей рабочей сменой. Я за месяц договорился, что меня отпустят. Но в этот день всё поменялось и мне пришлось выйти на работу. Я выпросил у мастера три часа: он согласился, при условии, что на стане всё будет нормально. В самую важную минуту заклинило глобоидный редуктор на правом холодильнике – замена часа четыре: всё – спектакль мимо! После того как стан загрузили, бегом в душевую и всякими транспортами до Дворца Культуры завода железобетонных изделий. Зрительный зал почти битком. Сажусь на свободное место с краю. Вижу, что Сонин спасает спектакль профессиональным актёром. Тоже не плохо.

Томко (бежит к лестнице). Угрик… Вернитесь! Вернитесь немедленно!

Угрика не видно. Он уже скрылся в темноте. Слышен только его резкий голос.

Угрик. Вас уже мучит совесть? Ну, по крайней мере, вы хоть теперь знаете, что она у вас есть…

Скрежет ключа в замке, дверь открывается, в последний раз поёт колокольчик. Затем – быстрые шаги, удаляющиеся по невидимому коридору. И вдруг откуда-то с улицы доносится короткая автоматная очередь. Тишина. Люди в подвале замерли.

Старик (уверенно). Нет… его не… (Глядя на неподвижное тело Бродяги.) Только вот этого беднягу жалко…