Владимир Уланов - Княжеский крест

– Сегодня великий хан Бату примет вас у себя в юрте. Когда он вас пригласит, я вам об этом сообщу. Бурунтай потоптался на месте и, видя, что подачек не будет, сердито глянул на католиков и вышел из юрты.

Вильгельм де Рубрук понял, что хотел татарин, сказал, обращаясь к Гавино:

– Надо было ему чего-нибудь дать.

– Еще устанете давать, – с усмешкой ответил переводчик.

Кардинал де Рубрук, обращаясь к иезуиту Иоанну, сказал:

– Приготовьте подарки Бату-хану.

Иоанн де Поликарпо попросил монахов принести сундук с подношениями.

Иезуиты вчетвером вытащили кованый сундук, поставили его посередине юрты. Иоанн снял ключ, который висел у него на шее, открыл замок. Раздался мелодичный звон, и крышка сундука медленно открылась. Все с интересом посмотрели на то, что в нем было. А посмотреть было на что. Это была золотая посуда, украшения из алмазов и драгоценных камней.

Кардинал Вильгельм де Рубрук тут же распорядился закрыть сундук со словами:

– Закройте побыстрее крышку, а то, не дай Бог, войдут воины и заберут драгоценности.

– Теперь не заберут. За грабеж подарков для хана, даже если кто осмелится к ним притронуться, ждет мучительная смерть, – успокоил толмач.

– Принесите меч, – потребовал кардинал Рубрук.

Монахи внесли футляр из красного дерева, отделанный слоновой костью и золотом, и положили на сундук.

Плано Карпине открыл футляр, и все увидели меч из дамасской стали. Его холодный блеск возбуждал, а украшенная золотом и алмазами рукоять привораживала своей красотой.

В юрту вошел Азат и сказал, обращаясь к переводчику:

– Сейчас я вас отведу ко двору великого Бату. Там лишнего ничего не говорите, пока не прикажет Бату, а если что спросит, говорите кратко, без лишних слов. Когда подойдете к шатру и войдете в него, ни к чему не прикасайтесь.

Сделав внушение, проводник вышел из юрты и пригласил остальных католиков двинуться за ним.

Монахи подхватили сундук, футляр с мечом для великого хана, и вся процессия двинулась к юрте Бату.

По дороге Азат продолжал наставлять монахов:

– У шатра хана будут гореть костры, вы должны пройти между ними. В шатер вы должны войти с непокрытыми головами и пасть перед ханом на колени.

Наконец, католики дошли до ханского шатра, вошли в него, старались вести себя, как учил Азат. Встали перед татарским ханом на колени, ожидая, пока он милостиво не прикажет встать.

В шатре наступила гнетущая тишина. Бату-хан сидел в полном безмолвии. Желтое узкоглазое лицо татарского хана было непроницаемо. Казалось, он даже не заметил вошедших и сидел глубоко задумавшись.

Бату-хан небольшого роста, с узкими, как щелочки, глазами, с выбритой на макушке головой до висков, сидел на четырехугольном позолоченном, широком, как стол, троне, с несколькими ступенями. Рядом сидела его самая любимая молодая жена, в меховой шапке, с павлиньими перьями на голове, украшенными драгоценными камнями. Она, как кукла, была укутана в дорогую золоченую ткань. Лицо ее было миниатюрное, с маленьким носом и необыкновенно живыми и искристыми глазами, которые с удивлением и интересом смотрели на монахов.

По правую сторону находились мужчины, приближенные великого хана, братья, сыновья и близкие родственники. По левую сторону сидели нарядные женщины, жены татарского хана.

У входа на широкой скамье стоял объемистый бурдюк с кумысом и золотыми и серебряными чашами.

Хан Батый, отвлекшись от своих мыслей, стал внимательно разглядывать католиков, затем приказал встать и говорить.

Вильгельм де Рубрук начал свою речь:

– Великий и всемогущий хан Батый, мы посланники папы римского Иннокентия четвертого. Прибыли к тебе с великой миссией от имени Бога нашего Иисуса Христа и всей нашей католической церкви ради мира и дружбы. Ибо мир между нами даст нам все земные блага, которые дарует нам Господь. И призываем тебя, всемогущий и великий хан, уверовать в христианство, ибо сказал Бог: «Кто уверует и крестится, тому Господь даст блага земные и вечное блаженство в раю».

Наступила тишина. Никто в это время не знал, как поведет себя хан после такого смелого предложения. Или он разгневается на послов и велит их прогнать, или милостиво отпустит.

Наконец хан улыбнулся, сказав:

– Я дошел до последнего моря и немного не дошел до Рима. Говорят, это красивый и богатый город. Оставайтесь у нас, и мы обсудим ваше предложение.

Напряжение, которое испытали католики, спало, Вильгельм незаметно смахнул выступивший на лбу пот.

Затем Бату расспросил всех католиков, кого как зовут, и велел писарю все записать.

Встреча близилась к концу, и хан уже хотел дать знак, чтобы послы удалились, но кардинал Рубрук преклонил колено и обратился к хану:

– Великий и всемогущий хан, прими от нашей церкви скромные дары.

Хан слегка кивнул головой, давая согласие.

Монахи внесли сундук, поставили его перед троном повелителя, а сверху пожили меч в дорогом футляре.

Кардинал Вильгельм де Рубрук открыл футляр, достал меч, который, как молния, сверкнул холодной сталью, торжественно произнес:

– Великий и всемогущий хан, мы, посланники папы Иннокентия четвертого, преподносим тебе этот меч дамасской стали, как победителю и великому полководцу.

Рубрук подошел к трону и с поклоном положил меч.

Батый встал, быстро подошел к футляру, взял сильной рукой изумительной красоты меч. Его взгляд впился в необыкновенное оружие. Лицо стало суровым. Прирожденный воин, он даже преобразился, держа в руке клинок, зацокал языком, произнес:

– Кху! Кху! Кху!

Затем спустился по ступенькам, подошел к сундуку. В шатре стояла полная тишина.

Вергилио ключом открыл сундук. Крышка с мелодичным звоном поднялась, и взору татарского хана предстали сокровища, сверкая золотом и бриллиантами.

Батый, сделав непроницаемое лицо, вернулся на свой трон, сел и сказал:

– Ваши подарки порадовали мою душу, особенно меч из дамасской стали. Он будет символом моих новых побед над врагами. За эти подарки я тебя, кардинал, тоже отблагодарю достойно. Я дарю тебе одну из своих лучших жен – Айгуль, лунный цветок, – и указал на одну из женщин, сидевших по левую сторону от трона.

Кардинал Вильгельм от удивления и гнева не мог произнести ни слова.

Толмач, стоящий рядом, зашептал на ухо Вильгельму:

– Ваше преосвященство, не вздумай отказываться, иначе хан разгневается, кланяйся и благодари. Потом разберемся.

Кардинал, не говоря ни слова, низко поклонился хану.

Батый сделал знак, чтобы все удалились, показывая, что прием послов закончен.

Когда Михаил проснулся, в шатре никого не было. Он полежал некоторое время, рассуждая про себя:

– Интересно, сколько времени я проспал? Наверно, долго после такого трудного путешествия по степи. Интересно, где же князь? Почему такая тишина?