Марк Альперович - А жизнь всего одна, или Кухарки за рулем

Сергея охватило злорадство, он решил отомстить капитану за «труса». Надев варежки и взяв наизготовку карабин, Сергей двинулся в сторону от нарушителя. Осторожно загнал патрон в патронник. Не зря он периодически грел смазку. Он понимал, что Афанасьев нападет на него сзади. Для этого ему нужно было спрятаться за сарай. Все это время капитан осторожно, по-пластунски, продвигался в сторону сарая. Сергей резко обернулся, а затем громовым голосом закричал:

– Оставаться лежать! При любом движении стреляю без предупреждения!

– Все-таки засек, очкарик, – сказал Афанасьев, вставая и отряхиваясь.

– Лежать! Стрелять буду!

– Ты что, с ума сошел? В такой мороз я замерзну.

– Стрелять буду! – повторил Сергей.

– Стреляй, – усмехнулся капитан. – У тебя смазка в карабине замерзла.

Сергей выстрелил выше головы капитана. Тот мгновенно лег.

– Ты что, с ума сошел?! Не узнал дежурного по части?!

– Молчать! – скомандовал Сергей. И вновь загнал патрон в патронник.

– Идиот, – промычал капитан.

Смена подозрительно долго не бежала на выстрел. Видно, из-за ветра его плохо было слышно. Сигнальная кнопка находилась на почтительном расстоянии. Капитан мог просто сбежать, обвинив Сергея в чем угодно. Через пять минут Сергей сжалился.

– Разрешаю встать, чтобы потереть уши и руки. При любой попытке бежать стреляю.

Капитан встал, чертыхаясь.

– Прости, Сергей, что назвал тебя трусом. Отпусти меня. Это сегодня второе ЧП, а командир на меня давно зуб точит. Отпусти. В долгу не останусь.

– Но я сделал выстрел. Как я отчитаюсь за патрон?

– Патрон я тебе дам.

Вдалеке появилась смена.

– Быстро за территорию объекта! – скомандовал Сергей. Афанасьев в два прыжка оказался за объектом и прилег за деревом.

Его никто не заметил.

– Стой! Кто идет? – выкрикнул Сергей.

– Тебя, замерзшего дурака, менять? – ответил разводящий. Тут как из-под земли неожиданно вырос капитан Афанасьев.

– Почему не по уставу меняете часовых? – обратился он к разводящему. – Доложу командиру роты.

До окончания караула капитан Афанасьев пришел в караульное помещение и передал патрон Сергею. Дружбы, однако, между ними не возникло, да и не могло быть. Разные роты, причем постоянно соревнующиеся. Но столкнуться по службе им довелось еще не раз…

Каждый новый день армейской службы мало отличался от предыдущего. Солдаты постепенно осваивались с хитростями службы. Дежурство на кухне уже не превращалось в ад, ибо дежурные научились ладить с поварами, ухитряясь мыть посуду в одной воде. Уже привыкли на морозе умываться снегом, втянулись в ежедневные марш-броски. Не стеснялись просить у поваров добавки.

Это была учебная часть. Всем курсантам по окончании школы присваивали звание младшего сержанта и отправляли в другие части командовать отделениями, или даже взводами. Многие ребята после трехмесячного курса молодого бойца направлялись в подразделения для выполнения боевых задач.

Армия, с одной стороны, делает из юноши мужчину, с другой стороны – травмирует его психику, а иногда отрицательно сказывается на его физическом здоровье. Уже через три-четыре месяца службы значительная часть ребят из Средней Азии и с Кавказа комиссовались. Для многих армейская пища послужила причиной кишечных заболеваний.

Сказались перегрузки и на Сергее. У него начались сильные головные боли, он стал плохо видеть. После обращения к полковому врачу его отправили в госпиталь на обследование. В госпитале соотношение действительно больных солдат и тех, кто «косил» от службы, составляло примерно пятьдесят на пятьдесят. В связи с этим отношение медицинского персонала было соответствующим. Когда Сергей сказал невропатологу, что у него участились головные боли в месте, где когда-то была травма черепа, тот, с хитрецой поглядывая в глаза солдату, сказал, что надо брать пункцию на анализ, то есть спинно-мозговую жидкость. Сергей, не моргнув глазом, согласился, хотя знал, что неудачно введенная игла между позвонками может сделать его инвалидом. Слава Богу, в госпиталях, как правило, квалифицированные врачи. Анализ показал, что у Сергея повышенное внутричерепное давление. Врач-окулист осмотрел глазное дно и поставил диагноз – общее переутомление. Сережу оставили на пять дней в госпитале, чтобы он отдохнул.

Многие солдаты стремились комиссоваться с диагнозом гипертония. Для этого они курили чай и использовали еще массу приемов, чтобы ввести врачей в заблуждение. Были такие, кто находился в госпитале уже третий месяц. Эти старожилы оказались удивительно изобретательны в отношении госпитальных забав. Так, стоило какому-нибудь солдату сделать клизму, как моментально все туалеты на этаже были заняты. Молодые ребята стеснялись давать делать клизму медсестрам, поэтому просили других солдат помочь им провести эту процедуру. Находились шутники, которые смазывали наконечник клизмы не вазелином, а скипидаром. После такой клизмы несчастный бегал по коридору с воплями, как безумный. К пузырькам для анализа мочи или кала эти «мудрецы» подкладывали бутылочку с надписью: «анализ пота». Естественно, солдат, впервые попавший в госпиталь, не знал, что это «покупка», и спрашивал у старожилов, как делать анализ пота. Те рекомендовали накрыться двумя матрацами, под мышку положить вату, и усиленно делать физические упражнения. Затем пот из ватки надо было выжимать в бутылочку. Все это вызывало у наблюдавших дикий хохот.

Но самое большое удовольствие доставлял спектакль, который организовывал старожил госпиталя, высокий представительный парень. Когда врачи уходили домой, и в госпитале оставался только дежурный врач и средний медперсонал, этот парень, которого называли Вольдемаром, вместе с двумя подельниками проникал в ординаторскую. Там они надевали белые халаты и шапочки, брали какие-нибудь медицинские приборы. Для пущей важности надевали очки и шли в палату к вновь поступившему, как правило, нацмену. Вольдемар представлялся главным врачом комиссионной комиссии и начинал расспрашивать поступившего о его болезнях, заставляя при этом снимать кальсоны, надувать живот, закрывать глаза и попадать пальцем руки в заднее отверстие. Присутствующие при этом представлении хохотали до слез, уткнувшись лицами в подушки. После того, как арсенал испытаний у Вольдемара был исчерпан, он с серьезным видом говорил наивному солдату, что его состояние здоровья требует немедленного комиссования, и требовал доложить это решение лечащему врачу. Самое интересное начиналось на следующий день, когда лечащий врач расспрашивал больного, чтобы завести на него медицинскую карту, а тот в ответ говорил, зачастую на ломаном русском языке, что осматривать его не надо, так как главный врач уже принял решение о его комиссовании. Многие врачи знали, чья эта проделка, но Вольдемару почему-то все сходило с рук.