Валерий Рогожин - Филфак. Записки скверного мальчишки

«Вася – не рви цветы» заметил, что его деятельность выплыла наружу:

– Что, с тобой поделиться?

– Да нет, Вася. Мне ни к чему.

– А я не могу! Меня ноги на объект не ведут без этой профилактики!

Вот такие дела.

Вот такая наша жизнь.

Именно такая она и была.

Перепробовал я работы всякие. И легкие, и тяжелые, и для рук, и для головы. Пока работаешь для удовольствия – удовольствие за работу и получаешь, и хотя в материальном плане не густо, но выходишь работать в любое время и домой ее берешь, и ночь за полночь от нее не уходишь.

Но как начинаешь получать за работу деньги – всё, шалишь браток. Лишь от и до! Да и эта норма очень скоро в тягость становится.

Про семейную жизнь?

А что в ней хорошего? Вот сейчас читают эту книгу пусть не несколько сотен, но уж несколько десятков человек, несколько десятков дам, женщин уже проживших на этом свете не один десяток лет

А вы представьте, что беседуем вдвоем один-на-один, «тет на тет», как говорила одна моя хорошо знакомая «штукатурщица».

– Ты прожила счастливо?

Да, тебя (без обид только) уже лет десять, если не больше, никто не целовал по настоящему. Не имею ввиду поцелуй внучонка.

И не говори, что тебе уже этого не надо.

Надо! Надо всем, в любом возрасте, а женщине особенно!

И любовь нужна, если только потом не с подоконника двенадцатого этажа…

Это жизнь

Просто у меня она такая, так вот сложилась или это я ее такой вижу.

У каждого иная. Но это только кажется.

У многих очень похожая. И специально я повторяю слова из молитвы Ангелу-хранителю:

«Не дай возможности (не попусти) злому и коварному демону завладеть мной (подчинить себе) через угнетение, порабощение моего смертного тела (через мои страсти телесные).»

Вот такие дела. И не обижайтесь, пожалуйста…

Какие предисловия могут быть, если говоришь о любви? Или она есть, или ее нет. Или ее нет, но зачем-то хотят сделать вид, что все-таки она есть.

Если когда-то земля была плоской и лежала на четырех слонах, то филфак в наше время твердо стоял на своих четырех опорах: ромгерме с его прожигающим, жалящим намертво и насквозь иностранным языком, русской филологии (чудище двуглавом с головой язык, и головой литература, и известны случаи, причем совсем не малочисленные, когда обескровленные студенты оставляли свой диплом в пасти первого чудища или в беспощадных когтях второго), классике с ее обманчивым сладкозвучием и ложной приторностью. Четвертым слоном, четвертой опорой была любовь. Да и как без любви мог бы обойтись организм, а филфак и был самостоятельным организмом внутри университета, существом, телом, состоящем на восемьдесят с лишним процентов из женщин. А какие женщины, где и когда обходились без любви?!

Влюблялись, сходились, расходились постоянно. И главное при этом было не потерять голову. Как, помнится, произошло это с одной девушкой из Прибалтики по имени, кажется, Ирма. Симпатичнейшая девчонка, стройная, фигуристая, глаза, как две вишенки, быстрая, умная. Копна каштановых волос, словно костер. Какая у нее была любовь к одному темнокожему студенту из Африки, какие жгучие чувства пылали в этой северной девушке к южному отпрыску некой царственной фамилии с негритянского континента! И ведь могла заживо сгореть наша бедная красавица в огненном океане всепоглощающего пожара трагедии, который вспыхнул однажды благодаря ее венценосному избраннику.

Однажды, при очередной встрече этот солнцеподобный монарх или сын монарха с филфаковским дипломом и багажом знаний, собранных на просторах нашей столицы, ей заявляет, что срок его пребывания в этой холодной стране подошел к концу и на следующей неделе он убывает навсегда под ласковое африканское солнце. Ирма ему там не нужна, потому что дома его давно дожидаются две сотни крепкозадых и горячих принцесс шоколадных оттенков кожи, после чего этот африканский принц скрылся в своей комнате, не желая далее вести беседу.

Для Ирмы это было подобно минометному или какому-то гаубичному обстрелу, при котором каждый третий снаряд попадает прямо в разрывающееся сердце, а остальные просто тупо взрываются у тебя в голове.

Что делать, куда бежать, как спасать свои растоптанные чувства, девчонка не имела ни малейшего понятия. И вот тогда Ирма и потеряла голову. А может она потеряла голову несколько раньше, еще когда начала встречаться с венценосным негативом. Точно это не известно. Известно, что она жила в высотном здании университета, в одной из четырех башен, на которых часы висят. И не долго думая, она распахнула окно и раненой птицей метнулась к белеющим на голубом небосклоне облакам.

Конечно же, все знают контур Московского госунивера. Гордый шпиль, а по четырем углам от него ажурные башни с часами. Вся наша история закончилась бы очень плачевно, если бы не одно но. Проживала Ирма в башне, почти на самом верху, но под их окнами метрах в двух находился цоколь, на котором при желании можно было бы даже танцы устраивать. Вот и упала она прямиком на этот цоколь.

Кто открыл двери на цокольную крышу, кто вывел Ирму оттуда, кто вызвал врачей из Кащенко, я не знаю. Знаю, что девушку пронаблюдали в больнице, убедились, что рецидивов с открытым окном не будет и выписали.

Через трое суток Ирма со смехом рассказывала знакомым о своем невероятном приключении, называла себя при этом «падалицей» (от слова «падать») и задорно встряхивала шевелюрой, как бы показывая, что голова ее на месте и прекрасно работает.

Вот я и говорю, что главное – это не терять голову.

Мне было двадцать два года, ей девятнадцать. По моим сегодняшним меркам мы были самые настоящие дети. Только, я тогда уже оставил два года в знойных гобийских степях, был разок обстрелян неизвестно кем и неизвестно по какой причине и считалось, что с успехом справляюсь с обязанностями младшего командира. Она тоже, не поступив с первого раза на филфак, целый год работала в школьном коллективе, набираясь опыта и готовясь к новой попытке.

Чуть не сказал готовясь к нашей встрече. И такая встреча произошла и голову я, конечно же, потерял. Сразу же и бесповоротно!

Я считал себя самостоятельным мужчиной, мужиком, имеющим опыт жизни вне родительского дома. К тому времени я уже несколько раз переспал с женщинами, чаще всего именно по их инициативе, умел пожарить блины, сварить картошку и приготовить борщ или суп и знал, как пахнет водка и чем она отличается от вина.

И с этого момента, с момента нашей встречи и по нынешний день я живу без головы.