Михаил «Норман» - Доброволец. Записки русского пехотинца

Рация внезапно оживает:

– Всем постам, я пост один, доложите обстановку.

– Пост два: все спокойно.

– Пост три: была перестрелка у казаков. Уже закончилась.

– Я пост четыре, подтверждаю.

– Пятый пост: у меня спокойно.

– Я шестой: пока все спокойно. Слышна работа артиллерии.

– Я седьмой. Все тихо.

– Восьмой. Тишина.

И так далее до десятого поста. На самом деле постов всего шесть. Первый контролирует оружейку, где находится запас оружия и боеприпасов (помимо личных стволов и боекомплекта, который у каждого бойца на руках. Мы и спим, и едим и по нужде ходим с автоматами), он же присматривает за жилым помещением и принимает доклады. Второй держит вход и выход, третий же располагается этажом выше, у пулемета, контролируя подъезд к единственным воротам. Есть еще один проход, но он наглухо заминирован. Четвертый пост, где сейчас сижу я, присматривает за левым флангом, а главное, за подступами к трансформаторной подстанции. Если вывести ее из строя, то нам придется худо. Возле подстанции несколько воронок от вражеских мин, но пока нам везет. Пятый, расположенный в самой верхней точке административного корпуса, прямо над радиоузлом, присматривает за внутренней частью зоны. Шестой пост расположен на правом фланге, обращенном в сторону Дебальцево. Шестой сидит на втором этаже «Дома Павлова», там сразу трое: наблюдатель с мощным ПНВ и пулеметный расчет. При появлении неопознанных вооруженных людей наблюдатель обозначает направление трассерами, а пулеметчики поливают туда огнем. В случае ответной стрельбы вызывается тревожная группа, а в дело вступают миномет и автоматический гранатомет. Еще есть парный патруль, который обходит периметр каждые два часа. Все остальные обозначения постов при перекличке, – чистой воды деза, призванная показать противнику, что нас здесь больше, а посты расставлены чаще, чем на самом деле. Говорят, что Аваков, глава украинского МВД, назначил награду за освобождение занимаемого нами объекта. Перетопчется.

Я в который раз смотрю на часы. Прошло два часа. Время тянется медленно, течет по капле тяжелой как ртуть, черной водой. Ночь кажется бесконечной и бескрайней. Не верится, что где-то есть залитые искусственным светом города, где люди сейчас спят в своих постелях, веселятся в клубах, пьют водку или чай на кухне, сидят в сети или занимаются любовью. Есть ли жизнь на Марсе? Нет ли жизни на Марсе? Науке, в нашем лице, это неизвестно, да и не интересно. Все, что было, что занимало и питало прежде, кажется теперь бесконечно далеким, тенью бытия. Вот она, единственная реальность: тьма за окном, приклад пулемета, стынущие на полу ноги и зеленый огонек рации. Its My Life.

Между тем, арта вновь активизировалась и разгулялась не на шутку. Уханье разрывов слышно где-то неподалеку, может быть в километре или меньше. Обе стороны вовсю шлют друг другу бризантные приветы. Опять слышно хлопанье минометов. Далекий горизонт вдруг наливается алым. Мертвое зарево встает на пол неба, это страшно и безумно красиво.

– Я четвертый. Вижу залп «градов» противника на 12 часов.

Надо бы укрыться, но куда? С НП не уйти, да и все равно реактивный снаряд мне не обогнать. Поэтому я просто продолжаю смотреть. Слышно высокое злое шипение. Не по нам, отмечаю я почти равнодушно.

– Говорит пост шесть: по Вергулевке ударили. Или куда-то туда.

Вергулевка, это возле Дебальцево. Там – основные позиции нашего батальона. Помогай вам Бог, мужики. Его помощь вам сейчас ой как нужна!

Как много все же зависит от удачи. Не от опыта, не от навыков, которые, конечно, тоже важны, а просто от удачи. Ты можешь натренированным ухом услышать падающую мину или снаряд еще до того, как их звук станет ясно различим, можешь отлично ориентироваться на пересеченке, распознавать «растяжки» и прочие сюрпризы, метко стрелять навскидку, да все, что угодно можешь, но если не хватит удачи…. тогда твой боевой путь закончится на койке в лазарете, а то и вовсе закончится.

Вспомнился Чупакабра, отчаянный подрывник из батальонной разведки, неутомимый весельчак и балагур. Как-то он пришел ко мне и попросил пару минометных мин: что-то ему надо было срочно взорвать. Я сказал, что у меня имеется парочка 82мм минометок, которые при последней стрельбе дали осечку, а переснарядить их не получалось. Предупредил, что взрыватель у них чуткий, поставлен на осколочное действие.

– Это ничего. – Заметил Чупакабра. И мы с ним пошли к железной дороге, где я припрятал в старой воронке оба опасных «подарка». За ночь их припорошило снежком, но подрывник смело отковырял их ножом от наледи, отряхнул и, соорудив из мешка для строительного мусора нечто вроде хурджина, сунул мины туда и закинул на плечо.

– Ну, я пойду.

– Куда? – Опешил я.

– На Вергулевку, в батальон.

– Так это же три километра почти. Я думал, тебя подвезут.

Три километра вдоль линии фронта, в одиночку, почти без оружия: только с малокалиберной винтовкой и ножом, и еще с двумя смертями на плече. «Мужик, да ты обалдел», – подумал я.

– Ничего. Нормально.

– Давай я, что ли, с тобой пойду. У меня хотя бы автомат есть. – Предложил я.

– Нет, – Чупакабра глянул на меня очень серьезно, – в своей удаче я уверен, а за тебя не знаю. Вдруг одной моей нам на двоих не хватит?

И ушел один. И дошел. И взорвал, что ему там надо было взорвать.

– Всем постам, я пост один. Как обстановка?

– Я пост два: тишина.

– Говорит третий пост: все тихо….

Артиллерийский бой почти затих, лишь изредка ухает где-то совсем далеко. Тикают часы. Одиночество. Темнота. Холод.

Наверное, никто не ощущает одиночество так, как ночной часовой. Современный человек часто бывает одинок, но это, как правило, «одиночество в толпе»: кругом полно народу, но все погружены в себя и никто никого в упор не видит. Мне доводилось ночевать в одиночку в лесу, у костра, слушая уханье сов и далекий волчий вой. Но там я был предоставлен самому себе и отвечал лишь за себя. Хочешь – водки выпей, хочешь – песни пой, хочешь – спи. На посту ты не просто один, а один за всех. И вот ты вглядываешься, смотришь в ночную тьму и вся она, и все, что в ней – против тебя. Через какое-то время начинает казаться, что в ней кто-то есть, что-то движется, мелькает, а присмотришься: пусто. И от этого, как ни странно, чувствуешь себя еще более одиноким. Есть связь с соседними постами, но они словно на других планетах, а здесь ты сам по себе. Один в темноте.

Воет ледяной ветер, где-то опять бьет артиллерия, впереди темнеет опостылевшая лесополоса, стынут ноги. Еще одна ночь на войне, такая же, как и десятки предыдущих.

Шаги в коридоре, гулкие, уверенные. Поворачиваюсь. Беру со стола автомат.

– Кто там?