Фёкла Кружная - Потерянные события

Но никто не рассказывает тебе при тысячном зачитывании инструкции, что всю ночь ты будешь находиться в холодном вагоне с испуганными и голодными людьми, у которых в глазах лишь усталость может найти место и хоть немного потеснить страх. Ты будешь слушать всю ночь, как Они кричат, ломают, терзают и скребутся в вагон. Если тебе совсем не повезет, вам попадётся существо, которое ещё не утратит голосовые связки. Оно будет вас умолять выйти и помочь ему, и при этом скрежетать всё сильнее и сильнее, в то время как крики других будут сопровождать его речь.

Мне в ту ночь не повезло. Я оказался на том месте, с которым Они решили испытать свои речевые коробки ещё раз. После этого я около месяца не выходил из дома и чуть не был из-за этого уволен. Но за меня похлопотал мой врач, объяснив, что неокрепший организм просто долго справляется со стрессом, и «мальчику нужно дать ещё один шанс».

Не стоило мне выходить сегодня из дома.

Из записей о встрече правления с журналистами в 003 году Края.

– Вы не правы. У крудов память очень чувствительный механизм. Может случаться, что проблески прошлого у них всё-таки возникают, но сама программа их сразу же устраняет, чтобы не беспокоить ни самого круда, ни семью, в которой он живет. После его запуска круд представляет «tabula rasa».

Поэтому нет никаких беспокойств, если бы круд мог взбунтоваться из-за прошлой жизни. В любом случае в большинстве своём их берут семьи, в которых они находились до запуска или иначе говоря до своей смерти. Люди, умершие своей смертью, по естественным причинам не адаптируемы к программе, кто же стал жертвой Они, то тут, и говорить нечего. Их тело просто не собрать воедино. Но те, кто решают уйти из жизни собственноручно представляют настоящий феномен. Именно они и подходят для программы. Наши ученые из Заведения пытаются выяснить, что именно способствуют у этих людей вживлению программы и её дальнейшему функционированию.

Следуя из вышеперечисленного, не говорите глупости. Они – это не испортившиеся круды, это люди, зараженные вирусом. От которого не мы, не наши коллеги из других городов не могут найти до сих пор средство.

Перед ней стояли двое рабочих. Один был моложе другого и был одет в чистую форму, другой же был вымазан грязью, зато улыбался широчайший улыбкой, в которой отсутствовало пару зубов. Ей не нравилось их присутствие в её кабинете, от них исходил запах копоти, и они явно пришли что-то просить. Её это нервировало. Но по уставу она должна была их выслушать, сказать, что постарается всё выполнить и далее заняться своей работой, совсем о них позабыв. Но для начала нужно, чтобы они всё же начали говорить.

– Господа, вы что-то хотели?

– Да, милейшая. Мы с Дортом. Вот он Дорт, а я Вэнк. Мы бы хотели попросить вас…

Но тут он замялся и никак не возвращался к разговору, а лишь стоял поодаль и продолжал улыбаться.

– Попросить что…?

– Ах да! Извините, милейшая, задумался. Мы хотели бы попросить сокращение смены. Всё-таки на нас двоих всё это тухлое заведеньице держится! Может за наши заслуги можно как-то это обеспечить?

Я лишь хмыкнула. На них всё держится, вот же глупость. Всё держится на мне, потому что каждый день мне приходится выслушивать вот таких вот лентяев и делать вид, что я очень заинтересована в их проблемах.

– А господин Дорт тоже этого хочет? Почему он молчит?

– Дорт тоже за! Он немой, потому и молчит. Но я говорю всё, что и он хочет.

– Немой от рождения или на производстве случай?

Так, это могло всё усложнить. Во втором случае мне бы пришлось, действительно укорачивать смены, чтобы не поползли слухи. Можно было бы просто по-тихому перевести в другой отдел его. Но у него есть напарник, который явно не захочет умолчать об этом случае.

– Да что вы привязались к его немоте? Он, когда мальчишкой был с Они повстречался, и после этого отказался говорить даже с матерью родной. Я у него за переводчика. Говорю же, мы хотим сокращение смены.

– Зачем вам, господин…

– Вэнк

– Да, господин Вэнк. Зачем вам это? Вы же знаете, по уставу у вас нормированный рабочий день, который мы не можем сокращать. Это ваша работа.

– Да я понимаю, но вот в чём штука. Мы, когда с Вэнком возвращаемся домой, мы возвращаемся на многоножках. А живём мы, ух, как далековато! Поэтому, когда мы добираемся до нашей станции, мы уже не можем выйти, и нам приходится в ней запираться и ночевать.

– Почему же вы не доходите до дома?

– Так Они же, милейшая! Мы подъезжаем к станции вместе с сигналом, а нам не очень хочется рисковать по темноте. Нет, вы не сочтите за грубость. Я понимаю, что мы выглядим, как бездельники не преданные своему делу, но поймите, милейшая. Мы же не можем раньше приезжать или позже уходить, сразу же после сигнала мы несёмся сюда, и за 30 минут до нового уходим. Если бы хотя бы на час можно было бы сократить, мы бы хоть дома бывали.

– Хорошо, господа. Я понимаю, всё-таки безопасность важнее, я попробую переговорить с начальством, только вы пока не рассказывайте всем, что возможно будет сокращение смены. А то люди обрадуются, сразу же начнут покидать свои рабочие места. А постановление ещё не принято, их всех придётся пустить под вопрос о штрафе.

– Конечно, милейшая! Спасибо вам, милейшая! Вы не представляет, как осчастливили старика и вот этого калеку. Пойдём, Дорт. Нам нужно работать с новой силой, чтобы выполнить нормы. Да что там! Мы её превысим, милейшая, только в благодарность вам.

Парочка вышла за дверь, были слышны возгласы Вэнка: «Вот, а ты говорил, они слушать не станут. Стали! И та милейшая обязательно всё устроит. И мы будем с тобой пораньше уезжать, я хоть, наконец, домой попаду. Уже неделю не был! Ладно, хоть с собой всегда одежду запасную беру! Ох, Дорт! Заживём, наконец!»

Из книги «Они. Дополнение 3-е».

Они не представляются истреблению полностью. Так как человеческий ресурс более не так легко восполним, мы рискуем большим количеством жертв среди солдат и простого населения. Они живут вне границ городов, но их привлекает наличие живых организмов в больших количествах в городах (по невыясненным пока причинам), потому в города Они проникают. Зачастую эти вылазки приобретают постоянный характер, иногда они образуют гнездовые обиталища и остаются в городе. Разорение их обителей не представляется возможным.

Как упоминалось в предыдущих главах, после того как лихорадка полностью овладевает организмом, Они становятся невообразимо сильными, и их сила превышает человеческую в четыре раза. Что примечательно в своих мотивациях они не преследуют мотивацию удовлетворения голода, мы до сих пор не знаем, чем они питаются. Скорее всего, разрушение для них является способом выброса энергии, единственный способ на который они способны. Но этой идее придерживаются ученые-оптимисты, которые считают, что они всё ещё наделены элементарной моделью сознания и бессознательного. И что в результате определенных мер можно вернуть их к некой форме человеческой жизни, к той же форме существования в виде крудов.