Майкл Финберг - Два коротких рассказа

Драма Афродиты и Аполлона всё ещё видит, как загадочным образом нечто ещё действует, и это несмотря на то, что быстро рушатся все системы, в устрашающих полях Самсары, и я чувствую, что сейчас Афина исцеляет меня всем своим всеобъемлющим умом в моих глубоких и переполненных привидениями снах; это именно те греческие «дакини», которых я вижу затерявшимися в этом старом скандальном акрополе, пока они гоняются за священными слепыми вампирами в час пик в глубинах огромного лабиринта; и внезапное перемещение «белого напряжения» в Афинах, и тут же тяжёлая карма, которая сопутствует острому недостатку достоинства, в то самое время как я поднимаюсь на палубу корабля, плывущего в Иерусалим; и голубые воды моря около Кипра приветствуют меня океанской тошнотой, а Вторая Воронка приближается быстро и неумолимо.

Попав в порочный круг:

И вот священный Израиль; тут, на Ближнем Востоке, царит уныние. Здесь, в старой части Иерусалима, находится огромная сумеречная иллюзия, с её испохабленным и полным грусти пейзажем, а старая гвардия полностью охвачена своей гордой и обособленной осадой, здесь и рыбьи головы, отрубленные и валяющиеся в чулане, и конец огромного цикла, в то время как неудачники, которые смогли уцелеть, проверяют и копаются в руинах «чёрного и белого напряжения»; и тут же странное ощущение обособленности, настолько удивительное со всеми этими смешными людьми, которых застали врасплох, когда они играли роли совсем не тех, кого им хотелось бы. Это переполненные беспокойством палестинцы и зловещие могильщики; посмотри, как они яростно рвутся, чтобы хоть что-то спасти этой зимой от крушения в просторной тенистой геологии кармы.

Существует странная пропитанная благими намерениями солидарность в этой священной «пудже», со всеми её напряжёнными и измождёнными чувствами, похожими на милый сердцу дом родной в этом до боли знакомом древнем городе; я теперь исследую мою прошлую завершённую жизнь, как араб, пойманный между перепадом напряжений тут, в этой Второй Воронке, где анархистская белизна всегда превращается в разъярённую черноту, а безобразное «чёрное напряжение» вновь заменяется полным беспокойства «белым», где простое, незамысловатое выживание становится назойливым и постоянным приоритетом, пока извращённые враги сложности готовятся сразиться со своими неизвестными соперниками выходящими из воронки. Это не более чем старый и хорошо известный отплыв с его огромным и неизбежным звенящим ударом, которые теперь приближаются вновь. И нет ни малейшей надежды выбраться из этого перепада, который ходит взад-вперёд, как проржавевший маятник,. И это жестокое и бесконечное столкновение ритмов у безмолвного эпицентра вновь становится слышимым; это те самые громкие выкрики, позванивающие колокольчики и визгливые всхлипывания, и именно тут я приношу свой дар евреям, тут, у этой достопочтенной и опасной стены.

Я делаю эту огромную обречённую «пуджу» около старого храма, как магический дар всем благословенным «интифадам» мира, и да, я тоже выясняю отношения с арабами, и с тем сражающимся арабом, сидящим во мне. Это не более чем бесконечная и отнимающая последние силы серия переходов и кучей времени для того, чтобы найти некое подозрительное прощение; может, это не больше чем странная проблема «бардо», которой теперь надо заниматься неустанно, а я вижу, как святые христианские карты сплавляются с еврейскими и буддистскими. Понимаете, та Дорога Скорби ныне находится везде, и это может быть неистово колдовским процессом. И тут, в древней долине Кидрон, тоже можно её отыскать, а также на скалистой горе Елеон, и прямо здесь, в священной Гефсимании, да и в каждом мучимым проблемами уголке планеты, где драгоценное сознание не может найти места, в котором могло бы обрести спокойствие.

Это всего лишь нескончаемое и продолжающееся наслаивание психического напряжения в выжженной и безграничной пустыне, и это время для огромной «пуджи» с сострадательными каббалистами, что окопались тут, на горе Мерон, столице еврейских «бодхисаттв». И я чувствую их чудодейственные силы здесь, в холодной и сырой древней «микве», и я слышу возвышенные голоса овеянного святостью раввина Каро и славного в своём великолепии Хаари, тут, в лучащемся Сафеде, и гляньте – вот и Шимон Бар-Йохай, что взывает меня, и он хочет открыть мне все свои священные тайны, пока я в молчании прохожу сквозь этот тайный журчащий поток.

Это всего лишь встреча Будды с Ахурамаздой:

И я теперь яростно борюсь в поединке с древними и упрямыми ессеями в оранжевой и голодной пустыне, и духи не столь уж и доброжелательны, когда я пересекаю границу и оказываюсь в древней Иордании, в непритязательном, дружелюбном городе Аммане. И надо сказать, жизнь может оказаться весьма простой, стоит только пересечь искусственную границу, и вот уже жестокое ощущение усталости, что накатывается теперь во Второй Воронке, когда подходишь к своеобразному, впрямь неземному пейзажу. Я на экскурсии, что несёт меня ввысь, в этом потерянном и странном мире. Она просто потрясает своей мощью, будто «Звёздные войны», Большой каньон и «Потерянный горизонт», были собраны в один громадный фантастический набатейский цирк, что известен миру как Петра, в сумеречной зоне странных неземных пещер и ущелий. И в этих недружелюбных надгробиях ужасающая тишина; теперь демоны и голодные духи быстро говорят мне, что я здесь непрошеный и нежеланный гость. И внезапно я взбираюсь на самую главную вершину; это высокий алтарь для жертвоприношений, где сладко стекала кровь, когда отдалённые напряжения бесконечно освобождались в неуклюжем дурацком танце новых равнений, где гневные защитники оставались в ослепительной тишине, пока мы сражались с громадными отупляющими сложностями планеты.

Третья воронка:

Наконец-то в стране утончённого ритма:

Я сажусь на самолёт-воронку в новой, огромной и освящённой зоне, где вскоре будет продемонстрировано окончательное гигантское решение всяческого «чёрного и белого напряжения», когда отзвуки древнего эха откроют новый и бесстрашный цикл; это безымянное возвращение домой, это славное убежище ныне со всей глубиной насыщенного чувства случайного узнавания и преждевременных слёз пронизанного любовью понимания тут, среди этого тяжкого и выматывающего неудобства; это тот сладкий хаос, в которым всё возможно; это громадный, безграничный и моментальный шок Индии, где и начинается настоящее паломничество; это пример шипящих на огне систем, которые глубоко спрятаны внутри иных, ещё «больших» систем, прямо здесь, в Нью-Дели, доме тяжёлого и громоздкого «белого напряжения», и это потрясающее место для изматывающей ярости и эти оглушающие крайности и те говорливые толпы, что ошеломляют приезжего, и это именно та совершенно непонятная перегрузка.