Дмитрий Паскаль - Каталепсия

Следующие два года – два года! – прошли совсем незаметно, потому что Ваня читал примерно всё время, какое мог читать, то есть иногда по шесть часов в день, а иногда и по двенадцать; он не ложился спать, если за день не прочёл хотя бы сто страниц основной книги (он с чередованием читал по три-четыре книги), а в выходные порой читал и по двести; иными словами, бывшую жизнь ради развития тела он после некоторого перерыва полностью перевёл на развитие головы, на вседневное добывание информации с теми же – неправильной техникой (например, чтение лёжа), перенапряжением, лишней тратой усилий во имя смутной цели далеко впереди; он не заметил, как прошло два, потому что читал целыми днями и не жил; далеко не всегда чтение оправдывало себя, а особенно это касалось большинства книг Льва Толстого и Алексея Толстого, а также большинства идеологических советских книг типа «Живых и мёртвых» Симонова (1700 страниц ни о чём), «На дивном бреге» Полевого и так далее; и это способствовало тому ужасу, что за целые два года Ваня об интересующей его свободе узнал в разы меньше, чем в первый месяц; так он разочаровался в книгах; около середины последней весны он во второй раз закончил читать тот самый красный учебник по философии, а затем составил небольшие конспекты по нему; и лишь тогда он осознал некоторую суть рабства – или это ему лишь показалось. Но Ваня по внутреннему наитию продолжал своё чтение, как и продолжал физические упражнения; кстати, со своим изменением он действительно перестал обладать свободным временем, так как ещё и тренировался около шести раз в день; наверное, каждый из тех раз нельзя было назвать тренировкой, потому что и было там всего три-четыре подхода в двух-трёх упражнениях на большинство групп мышц, а за целые сутки все разы в сумме ощущались как полторы тяжёлые тренировки в атлетическом зале; он не утратил силу воли и тренировался шесть раз в день в абсолютно любых условиях, даже если не находился дома и приходилось отжиматься с кирпичами на спине или подтягиваться на улице в шесть утра или одиннадцать вечера в лютый мороз, снег, ветер; он не потерял силу воли и даже в пять утра стал тренироваться при отрицательных температурах за окном и отсутствии света на улице, куда Ваня и выходил; через несколько месяцев такие тренировки начали урезываться из-за того, что старые травмы напоминали о себе; когда Ваня за полгода сбросил около пятнадцати килограмм, он прекратил заниматься так серьёзно. Лишь к этому времени Ваня перестал думать о своём теле.

Есть мнение, что за такие серьёзные перемены в себе Ваня должен был удостоиться уважения, но Ваня оного не удостоился; а вскоре он вернулся на былую дорогу, перестал быть «культурным» человеком, который читает очень много книжек, да впустую. К концу этих двух лет книги из домашней библиотеки закончились, поэтому Ваня стал заказывать новые в Интернете, а заказывать он стал сам, поэтому получал уже не нечто случайное, но приблизительно то, чего желал, что хотел; наконец-то он начал читать Сартра и Камю и понял в последствии, что на любого человека давление оказывает, как минимум, сама жизнь, поэтому всякий должен иметь стойкость справиться с ним, должен иметь силу воли, чтобы возвышаться над другими, а унылых и слабовольных Ваня стал прямо ненавидеть и презирать, а таких кругом было вдоволь. Тем самым, Ваня нашёл черту, которую якобы можно лишь наработать в себе и которая у многих отсутствует; а начав чтение Ницше, этого эготиста и многословного шизофреника, Ваня ничего совсем не понимал оттуда, но читал, как привык, поскольку поставил себе цель – читать, дочитать; и через страниц сто, а, может быть, и двести Ваня наткнулся на его «волю к власти», о которой говорилось в учебнике, и, не разбираясь в сём и дальше не пытаясь уже понять что-либо, Ваня, побуждаемый внутренними позывами, дополнил мысль Ницше сам, получив в итоге принцип дальнейшего существования: побеждают сильные волей, ибо они сильны всесторонне, ибо они могут сосредоточиться на проблеме всем существом и могут использовать такие возможности своего тела, которые слабым недоступны; именно сильные волей люди становятся великими полководцами, вождями, врачами, учёными и писателями; они имеют в своих руках весь мир; они управляют более слабыми . Как видно, Ваня в мыслях вернулся на несколько лет назад к тем же тварям дрожащим и власть имеющим из «Преступления и наказания», но силу власть имеющих увидел уже не в теле, а в воле; известно, что упомянутый принцип в современном мире истинен, но не сказано, что касается он только дегенератов; да Ване это было не важно, да Ваня и не знал, что его воля быть сильным, быть выше, выделяться из толпы и иметь власть над ней тесно связана с латентной гомосексуальностью.

Часто, когда цель уже не оправдывает средства, когда старания и материальные взносы практически не приносят плодов, а даже имеющиеся плоды не оцениваются людьми по-должному, как хотелось бы, для чего и происходило всё, – в таких случаях спортсмены пытаются не потерять смысл прошлой жизни, не осознавать потраченного впустую, поэтому цель нажить нечто внешнее заменяют культом воли, желанием стать сильнее внутри, психически сильнее; так они обманывают себя и пытаются доказать хотя б себе самим, что ими можно гордиться; так они начинают жить своей волей, не видя ничего прочего, уже не имея сил уйти с сего пути, ведь они могут пробежать быстрее многих – или поднять в три-четыре раза больше, чем многие поднимут, однако высшая воля недоступна им, ибо они не смогут отказаться от всего, даже желая этого; культ воли сопровождается безвольем.

Как правило, железным спортом начинают заниматься весьма рано; занимаются им, обычно, люди не совсем полноценные, но часто недоразвитые во многом; они же, если хватает воли, посвящают спорту практически всю жизнь, поэтому действительно не имеют времени для развития другого рода; дабы не признавать своё убожество, они становятся лучше подавляющего большинства людей лишь в одном-двух качествах, отчего и начинают оценивать людей только по этим качествам; это – пример психологической защиты.

Умение лгать – одна из немногих вещей, которая отличает человека от животных

Умберто Эко

Культ воли позволил Ване не блуждать в поисках истины, но ухватиться за то, что по душе ему и что больше на неё похоже, нежели подавляющее большинство философских теорий, непонятных теорий; а похоже культ воли был по той простейшей причине, что к самой жизни оказался ближе; и сама идея того, что Ваня лучше других благодаря наработанной силе подтверждалась в жизни, как казалось ему, подтверждалась легко, ибо окружали Ваню единственно слабовольные, разные люди, которых объединяли бездумье, механизмы психологической защиты и трепетный, словно у Кьеркегора, страх перед будущим, перед давлением бытия, то есть страх… экзистенциальный; люди боялись будущего, боялись правды, боялись узреть собственную ничтожность, какая у них была даже видимой, поэтому они, как бедные рабы, прятались в течении повседневности, отдавались больным увеселениями, во многом, дабы не думать, отдавались тому, что называли традицией и моралью, а оставшееся время занимали, например, работой или такими увлечениями, вроде музыки, которые прекрасны со стороны кому-то, но на самом деле не настолько нравились им, чтобы заниматься сим; слабые люди бежали от самих себя и растворялись в толпе, что Ваня видел со всех сторон и во многих формах, ибо окружали его «разносторонние» люди. Большинство этих людей из-за ничтожных различий друг от друга – считали себя уникальными, но лично Ване представлялись как единое СТАДО, что и справедливо было, ибо почти все «уникальные» в его случае не отличались умственными способностями, следовали модам, показывали своё превосходство (так им казалось) дорогими вещами (купленными родителями), любили пошло пошутить, поржать примерно без причины, бесить друг друга, на перерывах выйти покурить (ведь круто), при возможности – собраться в кучку и напиться, зато думать – совсем не любили; таково было большинство, которое Ваня именовал «экстравертивными слабовольными», но средь массы в тридцать, допустим, человек бывали четверо, которые и казались уникальными лишь потому, что предыдущему типу людей составляли противоположность; их Ваня называл «интровертивными слабовольными» и поначалу ставил выше первых, потому что в силу своей изолированности и меньшинства они вдали казались уникальными, хотя так просто… получалось; люди этого типа тоже не любили думать, но также не курили, пили реже, зато считали себя вполне умными, то есть были высокого мнения о себе, хотя любили впадать в депрессии и помнить себя говном, дабы пожалеть себя, что для Вани было равнозначным минету самому себе; часто эти люди подсаживались на всякие сериалы, а ещё чаще – слушали «металл», а металлом они называли просто популярную музыку, исполняемую на электрогитарах, бас-гитарах и тому подобном, то есть металлом они называли один из видов попсы, только для более утончённых; и всё бы ничего, если бы эти жалкие полусамоубийцы, слушая попсу, не зазнавались так, как будто они слушают настоящий металл, то есть Black Metal, Death Metal, Doom Metal или другие стили, которые постоянно избегаются людьми. Разумеется, слабовольные в глазах Вани не делились на две только группы, ибо он видел и множество тех, которые занимали промежуточные позиции между сими двумя; и таких людей он презирал больше всего, поскольку… они всегда оказывались двуличными, а это омерзительно. Получается, открыв новых взгляд на мир, Ваня обрёк себя на одиночество среди тех, кто ниже его, кто слабее его волей, но эта же воля способствовала тому, что Ваня смог выдерживать такое окружение и жизнь в таком мире; Ваня смог выдержать не только горечь бытия, но и нечто большее, чему подверг себя добровольно.