Ольга Покровская - Аркадиана. Повесть

– Дела, Олежек, дела, – говорю я, медово улыбаясь, и высвобождаю руку поворотом, близким к вывиху.

– Дела… – хрипит Олежек мне вслед. – Какие дела могут быть у красивой молодой женщины?

Я поднимаюсь по ступенькам, непроизвольно шевеля бедрами. Стоило прийти, чтобы услышать комплимент. В нашем доме за сто метров все приятные слова гибнут и скукоживаются на корню.

Компанию, сидящую в подсобке, я застаю теплой, как погода на день солидарности трудящихся. Сквозь противный сигаретный дым пахнет коньяком и свежими огурцами. Я вдыхаю полной грудью и понимаю, что хочу коньяка и свежих огурцов.

– Ну что? – кричит Ирка. – Дождалась звонка?

Я уже забыла, что я соврала. Хорошо, что соврала удачно. Дождалась звонка – вечер свободен.

– Что налить? – лаконично говорит Ренат, занося клешню на бутылочное горлышко. Он только ждет, какое прикажут обхватить.

– Подождите, – говорю я умоляюще. – Сперва пустите в туалет!

Общество хихикает. Но я знаю, что говорю. Сейчас Ренат затащит в туалет какую-нибудь деваху, и туда вообще не попадешь. Ренат чувствует камень в свой огород и обиженно пыхтит в спину:

– Ты к нам пришла или куда, я не понял?..

– А если куда?.. – бросаю я через плечо к удовольствию собравшихся, по кондиции готовых получать удовольствие от пальца, показанного на всеобщее обозрение.

Зато он мстит. Когда я возвращаюсь, он ждет меня, обнимая коробку из-под ирисок «Золотой ключик».

– Держи, – говорит он хмуро. – Не плюй на пол. Я знаю, плевать начнешь.

– Ренатик, – гладит его Ирка по руке. – Открой шампанское. Открой, солнышко. Вот и Нина пришла. Неужели ты Нину без шампанского оставишь, сокол?

Экспедитор Жора шарит по столу и озадаченно, с немым вопросом, заглядывает в каждый стакан. Это он ищет, который чище.

– На тебе мой, – говорит Ирка, уловив в лице моем сомнение. – У меня два.

Она передает мне чашку со следами ярко-розовой помады. Я оглядываюсь, пытаясь угадать Ренатову пассию. Ничего похожего. Сидят три тетки то ли из ателье, то ли из рыбной лавки, облизываются на шампанское и обмахивают китайскими платочками немаленькие вырезы. На Рената не глядят. Что им хлипкие бизнесмены, загнанные жизнью – им бы взвод солдатиков. Каждой.

– А вот у нас Валюша совсем не пьет, – ласково говорит Жора тетке в вискозном платье, которая сидит, пригорюнившись, и методично с хрустом перемалывает кусок вафельного торта. – Ты что ж не пьешь, Валя?

– Не могу, – отвечает Валя со вздохом. – И не просите.

– А шампанское, Валюша?

– Не могу, – Валя хмурится, но Жора не отстает.

– Больна, что ли? – спрашивает он участливо, заглядывая в глаза – с тем же вопросом, что стакану.

Валя снова тяжело вздыхает и принимается облизывать пальцы.

– И не просите, – говорит она мрачно. – Не больна, а не могу, – она делает паузу и сокровенно сознается: – Я как выпью – мне мужика надо.

Мужская часть компании потрясенно молчит и значительно переглядывается. Беззвучно они принимают какое-то неведомое решение, и смелый Жора прерывает напряженную паузу.

– Да что ты, Валя, – восклицает он с наигранной уверенностью, немного не попадающей в правильную тональность, как пьяный музыкант на свадьбе. – Да мы-то что ж, не мужики? Ты пей. Обеспечим.

– Неет… – горестно протягивает Валя и, поднимая взгляд в никуда, добавляет мечтательно. – Я как выпью – мне его так надо, чтоб от него только клочья полетели…

И она задумчиво засовывает в рот толстенький, испачканный шоколадом палец. В ее глазах отблесками воспоминаний сверкает нехороший желтый огонь. Картина так отчетлива, что я за метр чувствую, как Ренат содрогается всем телом. Жорина рука с бутылкой повисает в воздухе, и на его лице появляется тоскливое выражение. Словно большой мастер взмахнул последний раз палочкой, откинул локон и замер. Воцарившаяся тишина достойна взрыва бурных аплодисментов и истерики в зале. Больше никто не настаивает.

– Ренатик, – капризно протягивает Ирка. – Ты почему нас не снимаешь? Зачем ты купил камеру? Ты должен снимать самое лучшее. А кто у тебя лучшее? Мы.

– Разобраться надо, – отвечает Ренат, перед потрясенными глазами которого отголоском проносятся хвосты каких-то видений. – Я еще не разобрался.

И недовольно смотрит на часы. То ли задерживается, то ли не пришла. Жора, с горем пополам справившийся с нервным шоком, начинает рассказывать, по каким пробкам его носило. По пробкам Жора вообще путешествует много, так что рассказы у него из серии «шел один верблюд… шел другой верблюд…», только измеряются не в верблюдах, а в козлах, попавшихся по дороге. В смысле, не с рогами, а за рулем.

Торопиться мне, раз уж явилась, некуда, поэтому я сижу до последнего момента. Огурцы кончаются. Убегает Ирка, смахивая в рот крошки торта на ходу, уходит темпераментная Валя, серой утицей переваливаясь с боку на бок (с такими женщинами страна не пропадет), уходит, гремя пустой посудой, Жора. Темнеет. Вдвоем с сумрачным Ренатом (она не пришла) мы пьем на посошок, и я чуть не опрокидываю на него коробку с шелухой. Было бы неплохо для законченности впечатления. До лучших людей нам далеко, так хоть какой поступок совершить…

– Подожди меня, – говорит Ренат. – Я сейчас все закрою, тебя провожу.

– Мне идти три минуты, – возражаю я.

– Подожди, – говорит Ренат веско, и я слушаюсь. Мужчина не всегда умеет сказать убедительно. Ренат умеет. Восточное воспитание плюс московская школа малого бизнеса (а до того была, по-моему, стерлитамакская, тоже не слабо).

Я медленно и нетвердо спускаюсь на первый этаж, и меня подхватывает Олежка, мелким бесом возникающий из ниоткуда – как положено хорошему охраннику. Рожа у него аналогично, как у врага рода человеческого – опаленная адским пламенем крепости не ниже сорок пять.

– Нина-Нина! – зовет он. – Поди сюда!

Я обреченно вползаю в его каморку и на автопилоте двигаюсь к столу. У него разлит по стаканчикам «Русский Стандарт» и порезан на мелкие кусочки бутерброд с салом, выданный женой на обед. Откуда у него «Русский Стандарт»? Подпаивает его кто-то со стороны, не иначе. Или у него только бутылка, в которую он заливает тормозную жидкость? В прошлый раз бутылка была от «Гжелки».

– За здоровье, Нина! – провозглашает Олежка, огненно дыша, как Змей-Горыныч. – Здоровье главное. Остальное купим.

Приходится пить. Пьет Олежка как сапожник. Не любит только в одиночку – сложившиеся стереотипы мешают, плакаты «Пьянству – бой» из раннего детства… Поэтому если ему удается поймать на ночь глядя живую душу, он ее просто так никогда не отпустит. Он снова тянется к бутылке, но меня выручает гневный и зычный баритон Рената, дребезжащий в их суперевропейских стеклопакетах: