Антонина Евстратова - Прощать любимым. Роман, основанный на реальных событиях

В её однокомнатной просторной избе почти не было мебели. Кроме русской печи, стоял широкий топчан. На нем можно было поместиться всем домочадцам из трех ее взрослых дочерей вместе с самой Феклой. Посередине комнаты стоял самодельный деревянный стол, а под ним две длинные скамьи. В углу у печи стоял жестяной небольшой бак, наполненный водой закрытый деревянной крышкой, а на ней стояла алюминиевая солдатская кружка.

Любопытных набралось полная изба. Те, кто моложе, сидели даже на печи, спустив босые ноги, а кому не хватило места стояли в сенцах и на улице.

Никто не верил, что тарелка заговорит, со всех сторон комнаты доносились разговоры, перекрикивали друг друга, переспрашивали. Было очень шумно и похоже на жужжание роя пчел.

– Все это брехня! – говорили одни.

– А может не брехня! «Обождем, осталось ждать не долго», – говорили другие, размахивая руками.

Фекла, маленького роста, тощая, но очень проворливая, всегда была впереди всех, и к тому же очень любопытна. Она, как хозяйка избы, могла позволить себе всё, подтянув скамью ближе к стене, где висела тарелка, поставила на нее старую табуретку, взобравшись на нее, она оказалась выше всех собравшихся. Приложила ухо к тарелке, ее худое лицо было серьезным, а черные глаза, запавшие в орбиты, застыли в ожидании, что заставило всех собравшихся затихнуть и насторожиться.

В избе, как по команде воцарилась мертвая тишина, казалось, все кто в ней находился, перестали дышать.

В это время, из тарелки прорвался властный, могучий твердый баритон диктора Левитана. – «От советского информбюро».

От неожиданности Фекла свалилась на рядом стоящих людей и заорала благим голосом:

– Дьявол, бабыы! – поднявшись с пола и расталкивая собравшихся гостей, размахивала руками, – пропустите меня, пропуститеее!

Еле успокоили ее, но после, спустя даже несколько лет, она всегда вздрагивала и матерно, смачно ругалась, когда внезапно включалось радио: – Чё орешь?.. Чай не у себя дома!

Каждый раз, когда Матрена вспоминала про этот случай с Феклой, смеялась до слез. – Ну, и Фекла, черт бы тебя побрал, рассмешила всю деревню!

Прошло два года, как закончилась Великая Отечественная война, а в деревне продолжалась война с голодом, он уносил человеческие жизни каждый день.

– Видимо, Господь Бог отвернулся от нас, – с горечью говорила Матрена, – за то, что Землю-Матушку залили кровью, изранили взрывами снарядов, усыпали трупами людей, да и не только человеческими! От того может, и урожая нет, да и с чего ему быть? – В огородах сеяли только тыкву и огурцы, вместо клубней картофеля ложили от него очистки, недаром говорят: «Что посеешь, то и пожнешь»!

С весны и почти до первого снега, люди, как животные паслись по холмам, полям и пашням, в надежде набрать хлебных колосков или мерзлой картошки. И если кому-то посчастливилось набрать узелок колосков, прятали под самые интимные места от посторонних глаз. После шелушили, жарили и ели по зернышку, утоляя голод. До сих пор ощущается вкус жареной пшеницы и ржи и, кажется, нет ничего вкуснее!

Трудно сейчас поверить в то, что за колоски лишали свободы. Доносчиков было много и все друг друга боялись.

Ели все, что летало, бегало, ползало и ходило. Кошек, собак и даже крыс, в деревне не осталось.

В не большой речушке без названия, глубина местами по грудь подростка, ловили мелкую рыбу подолами своих платьев, рубахами и платками. После, жарили без масла на воде и ели целиком с потрохами. Голод неумолимо уносил жизни людей.

Матрена выбивалась из сил, но собак, кошек и тем более крыс, на столе у себя не могла представить.

– Лучше умрем, но такого не допущу! – говорила она.

Еще при жизни ее мужа, задолго до войны зарезали молодого бычка, а шкуру от него оставили для выделки на сапоги. Муж был мастером на все руки, но болезнь его скрутила, а шкура так и осталась нетронутой, высохла в сухарь, и про нее давно забыли.

Тоня с Юрой младшим сыном Матрены хотя и были маленькими, но вели себя по-взрослому, помогали матери перекапывать огород, в надежде что-нибудь найти из овощей и когда это случалось, они с нетерпением ждали, когда мать сготовит и скажет: – дети, идите есть!

В этот день, играя в прятки, Тоня спряталась за дверью, где весела шкура, от прикосновения к ней она испугалась и закричала:

– Мама здесь «Бирюк»!

Матрена поспешила к ней и увидела за дверью у самой стены, что-то накрыто тряпкой, которая по сроку давности истлела. Она вспомнила, как муж оставил эту шкуру для выделки на сапоги.

Как же она была рада, что не выкинула ее раньше.

Сейчас же она отрезала от шкуры кусок, опалила шерсть, два дня вымачивала в воде, а после сварила холодец.

– Тоня, Юра, идите есть! – позвала она детей.

Дети с удовольствием кушали, а она благодарила Бога, что дети будут сыты, пока шкура не закончится.

– Почему, мам, ты не ешь? – спросила Тоня, – вкусно, попробуй, – и протянула ей ложку с холодцом.

– Я уже поела, а вы ешьте, ешьте! – ласково сказала она.

Она была очень брезгливой и не могла себя пересилить, хотя бы попробовать, от одного виду этой еды, ее выворачивало наизнанку. От голода, силы покидали её, очаровательные глаза запали, нос заострился.

– Ноги вытяну из-за своей брезгливости! – ругала она себя.

А в это время в совхозе держали овец, кормов для них, как и людям не было. Несчастным скормили даже солому, которой была накрыта крыша кошары. Животные погибали не только от голода, но и от морозов. Каждый день, рабочие вывозили трупы особей далеко в поле, сбрасывали в яму и закапывали. Об этом дошли слухи до жителей деревни, они умоляли управляющего совхозом, отдавать им замерзших овец, чтобы как-то поддержать семьи, но тот наотрез отказал, и даже пригрозил:

– Узнаю, кто возьмет, пойдет под суд!

У Марии – дочери Матрены, подружка работала на кошаре, еще с вечера, она предупредила Марию:

– Завтра ночью будут вывозить овец, если хочешь, пойдем со мной, я зайду за тобой. Попробуем раскопать яму и, хотя бы одну овцу на двоих принесем домой!

– Конечно, Нюр, пойдем, только ты не забудь зайти!

– Как можно, подруга? Обязательно зайду, ты жди меня и возьми веревку, она нам пригодится.

На следующий день, как нарочно к ночи разыгралась непогода, поднялся штормовой ветер со снегом, света белого не видно. Это было безумием, чтобы решиться идти в лапы смерти, но метель не остановила девушек, они надели на себя фуфайки, отцовы штаны, теплые старенькие платки, изношенные до дыр валенки, и брезентовые верхонки.