Юрий Жук - Игры для мужчин. Проза времен соцреализма

– А нас тут – вы да я, вот и вся семья. Поэтому, братцы, давайте-ка по-быстрому сматываться. А то, я гляжу, вон те «шакалы», – он кивает в сторону компании, показавшейся ему подозрительной, – нацелились на наш арбуз.

Везде и всегда находятся охотники на чужом горбу в рай въехать. А уж на берегу таких предостаточно. Их тут называют «шакалами». В свалку они не лезут, но крутятся рядом. И стоит чуть зазеваться счастливчику, удачно выбравшемуся из кучи-малы, плакал твой арбузик, только его и видели. Непременно выбьют из рук, и пиши пропало, ежели за твоей спиной не стоит крепкая компания, готовая отстаивать добычу.

Но этот подлый народец достаточно хитер и, выбирая свою жертву, точно и наверняка прикидывает соотношение сил. Вот и сейчас, видя, что нас всего четверо, «шакалье» решило легко поживиться. А потому, прихватив нелегко доставшийся Славке арбуз, мы быстро карабкаемся вверх по откосу к парапету, за которым выстроились торговые ряды с многочисленными промтоварными и продуктовыми магазинчиками, с павильонами для пива и ларьками для газировки, с закусочными и парикмахерскими, Все это выстроено из дерева, выкрашено в голубой или кастрюльно-зеленый цвет, тесно прижато друг к другу и переполнено разношерстным людом – обычная картина всякой набережной большого волжского города.

Исстари матушка-Волга кормила вокруг себя великое множество народу. Деды и прадеды теперешних горожан гуляли с ватагами вольных людей по волжской волне, не считая большим грехом при случае пошерстить зазевавшегося купчишку; хаживали с бечевой, поднимая с низовьев тяжело груженные южным товаром баржи; нанимались в кабалу на путину к местным богатеям и гибли, и пухли с голоду, добывая им коренную белужину, севрюжку, осетра со стерлядкой, и отсюда же, с Волги, уходили по этапу, гремя «железами», в далекую сибирскую каторгу закованные, но не сломленные люди. Сей вольный дух до наших пор остался жив на Волге, и в летнюю пору по берегам ее и на набережных больших и малых городов собираются на сезонные работы внуки и правнуки тех волжан. Это они разгружают тысячепудовые баржи арбузов и хлеба, шутя вскидывая на плечи неподъемные с виду мешки, и ночами разжигают на островах и плесах свои рыбачьи костры, это они спускают по течению километровые связки плотов, это они стоят за штурвалами белоснежных теплоходов и прокопченных буксирчиков, беспрерывно бороздящих волжскую воду.

На сегодня выпал базарный день, и набережная запружена народом. Сотни и сотни людей съезжаются по воде с окрестных деревень и сел на многочисленные рынки города. Самый близкий к берегу, а потому и самый удобный – Пеший рынок, или Пешка, как его запросто называют горожане. Туда-то по раннему утру и устремляется с первых рейсовых трамвайчиков многочисленный народишко со своим товаром. Удачно поторговав с утра свежей убоинкой, овощами и зеленью, а может, выгодно сбыв с оглядкой запрещенный для лова и потому редкий теперь малосольный балычок или, того лучше, жировую икорку, торговый люд спешит сюда на набережную Волги, чтобы до отхода своего пароходика пробежаться по окрестным магазинам и прикупить городского товару. Отрез ли ситца, новую обувку ребятишкам, нарядный платок для хозяйки и уж, конечно, городского калача фабричной стружкинской выпечки.

Славен во всем Поволжье наш местный калач. Высок и пышен, и на вкус хорош. Хоть с молоком, а хоть и так – всухомятку.

Люди спешат, нагруженные мешками и сумками, из которых свисают связки баранок, торчат витые, посыпанные маком халы, выглядывают румяные верхушки непременного калача, а также многочисленные свертки и коробки с обновками.

Велик летний день, да дел еще больше. И как ни крутись, а, глядь, вечером и то не успел, и это не сделал. А когда-то еще окажешься в городе! Потому и бежит народишко, торопится взад и вперед по набережной.

Вот сюда, в самую гущу хлопотливого люда, и ныряем мы с друзьями, спасая добычу от завистливого «шакалья». Сверкая пятками, заворачиваем за ларек, потом – за магазин, прошмыгиваем в узкий проход между пивнушкой и столовой и, наконец, останавливаемся возле каких-то сваленных ящиков на задах магазина. И только тут, переведя дух, начинаем разговор:

– Ты что же, один что ли на берегу был? – присев на корточки, задает первым вопрос Толян.

– Ага. Я пришел, а наших никого. Видно, на пляж махнули.

– Как же ты один в кучу-малу не побоялся? – удивляюсь я. – Одному там делать нечего. Задавят без подмоги.

– А че бояться? – Славка гордо выпячивает грудь. – Вишь, не задавили. Одному даже бывает сподручнее. Да нет, шучу… – Он перестал задаваться и заговорил нормально. – Чего уж там? Я б один ни в жизнь не полез. Только случай больно заманчивый вышел. Когда все в кучу свалились, я в стороне стоял. Из-за того, что арбузов было несколько, неразбериха началась. И один – к самому краю выкатился, чуть не к моим ногам. Обидно было упускать такой момент. Я и нырнул за ним. Правда, я раньше заметил, что вы идете. Хорошо еще отделался, только щеку вот попортили: до сих пор кровь идет.

Волоха, оглядевшись по сторонам, подошел к высокому забору, где густо росла трава, сорвал листок подорожника.

– На-ка, плюнь на него, – протянул его Славке.

– С чего это? – не понял тот.

– Давай-давай, не боись, – поддержал Толян друга. – Парень дело говорит. Вмиг кровь остановит, я всегда так лечу болячки.

Волоха размазал пальцем слюну по листку и протянул Славке:

– Прилепи к царапине, враз поможет. Проверено уже.

Славка пришлепнул листок к щеке и больше не обращал на нее никакого внимания.

– Ну че? Раскокаем, что ли? – он катнул босой ногой арбуз.

– А че ж, на него смотреть, что ли? – начал было я, но получив от Волохи незаметный толчок в спину, захлопнул рот на полуслове.

– Смотри, ты – хозяин, тебе и решать, – глядя куда-то в сторону, лениво произнес Толян и незаметно сглотнул предательские слюнки.

– Да. Ты уж сам как хочешь, так и делай, – Волоха ловко подхватил пальцами ноги с земли камешек и ногой же швырнул его в забор.

– Ну вот я и решаю, – Славка взял арбуз и тюкнул его о залатанную и вновь на латке дырявую коленку. Но ничего не произошло. Арбуз остался целым, только откуда-то изнутри отозвался глухим и, казалось, обиженным гулом:

– Да такого великана враз не расшибешь. Только мякоть внутри отобьем. – Славка положил арбуз на землю. – Чем бы его разрезать? Ножа ни у кого нет?

Конечно же, как назло, в карманах ни у кого не нашлось ничего подходящего. Я увидел в заборе забитый наполовину здоровенный гвоздь и, обрадованный возможностью внести свою собственную лепту в общее дело, кинулся к нему, опасаясь, что гвоздь из забора так просто не вылезет. К моей великой радости, он легко выскочил из трухлявой доски: