Борис Алексеев - Планета-надежда. Фантастическая квинтоль о добре и зле

Весть о гибели «Кроткой Марии» пришла в Сан-Педро спустя четыре дня. Жители города вышли на набережную. Тысячи цветов плыли по воде вдоль всего берега. Старая Беренгария с малышкой Таей на руках бродила среди горожан и плакала, призывая Господа Бога в свидетели случившегося. Вокруг меня собралась толпа друзей нашей семьи. Десятки рук трогали меня за плечи. Каждый из собравшихся мне что-то говорил, заглядывая в глаза. Я же слышал только звуки, похожие на крики чаек, – «ыа, ыа, ыа…»

Третий раз начинать жизнь с точки, едва отличной от нуля (Бог сохранил мне маленькую Таю), оказалось совсем непросто. Говорят: «Только раздрав пелену страдания, можно увидеть истину». Шестым чувством я знал, что милостивый Бог даёт мне третью, последнюю попытку понять хоть толику смысла, вложенного в факт моего повторного земного рождения. И ещё я верил, что Он не оставит меня Своей Любовью. Милосердный Бог обязательно дарует мне силы наполнить теплом человеческой любви новое хрупкое житейское русло, по которому потечёт новое время. И у этого русла одним крутым яром буду я, а другим, пологим берегом – крохотная Таис.

Помню, отец положил передо мной тоненькую книжку и сказал: «Сын, прочти этот русский бестселлер. В нём есть подсказка, как обрести правду перед Богом». На обложке была нарисована белая русская метель и крупными буквами написано: «A. Рushkin, Еugene Оnegin, la novela en verso». Повинуясь воле отца, я перелистал роман до конца. Если сказать честно, мне не понравился ни язык Пушкина, ни беспокойный сюжет романа, ничего общего с нашей размеренной испанской жизнью не имеющий. Но одно соображение всё же врезалось в мою память на всю жизнь: Пушкин очень хотел из Онегина, этакого фигляра, сделать человека думающего. Он заставил его убить на дуэли друга, одарил Евгения чистой ангельской любовью и тут же заставил его от неё отказаться. Когда же, повзрослев, Онегин понял, от какого счастья он беспечно отвернулся, встав над миром в позу маленького Наполеона, в нём проснулась впервые настоящая высокая любовь, но было, увы, поздно…

Я рассеянно читал, и вдруг меня пробило, как током. Сколько же надо претерпеть Божественных подсказок, чтобы человек открыл для себя одну простую вещь: нельзя принимать обстоятельства жизни (в которые, как в одежды, одевается твоя судьба) за случайную вереницу несвязанных друг с другом событий!

Если бы накануне гибели Катрин я понял, что заигрался с «водичкой» (так И. Бродский в будущем назовёт мировой океан), разве я отпустил бы мою любимую в Рабат?

Заваривая сюжетный коктейль повести, я легкомысленно черпнул с места гибели «Титаника» ковш терпкой ледяной Атлантики. Опьянённый успехом, я совершил страшный грех – исполнил литературный «танец на костях»! Волна людского возмущения немного отрезвила меня. Я почувствовал свою внутреннюю неправоту, но перед Богом свой грех не исповедал, разве что замял его.

Много позже я благословил Мари в далёкое и опасное путешествие, не будучи уверенным, что Бог простил мне этот соломенный флирт? Ведь я так и не попросил Его об этом…

Уверен, всё сложилось бы иначе, умей я вглядываться в последовательность житейских событий не как потешный беллетрист-рассказчик, но как умный аналитик, читающий помыслы, уготованные нам не людьми, но самим Богом.

Я отложил в стол литературные упражнения и стал просто жить, наблюдая время и его необычайные события. Двадцатый век уничтожал, казалось, незыблемое право человека на жизнь. Я видел, как симпатичные уравновешенные люди под чарами той или иной идеи превращались в жестоких фанатиков. Я страдал душой, глядя на героические воодушевлённые лица моих знакомых, идущих на заклание, ради ценностей, которые завтра же будут объявлены мнимыми. Как легко увлечь благородную душу призывом пожертвовать собой ради будущей лучшей жизни! Жертвенное начало – это поводок, за который лукавый бес тянет наши души в ад самоубийства. Ведь никогда ни одна революция, ни одна война, развязанная с благими намерениями, не сделала человека счастливым. Бес слишком хитёр, чтобы мы могли беспечно творить в этой жизни благо, раздвинув, как репейник, его когтистую волю. Конечно, в минуты личной жертвы Бог с нами, но часто мы сами отстраняемся от Него в агонии жертвенного сластолюбства. Даже в присутствии Бога бес умудряется нашёптывать нам свою волю!..

Закончилась Вторая мировая война. В городок вернулись искалеченные войной горожане. И это называется нейтралитет! Впрочем, если бы не наш славный каудильо Франсиско Франко, всё могло оказаться гораздо хуже, и мы бы с этим прохвостом Гитлером вляпались в дерьмо по самое не могу.

Тае исполнилось… шестнадцать лет! Красотой лица и лёгким благородным станом она вышла в бабку. Наблюдая это шестнадцатилетнее сокровище, я позволял своему сердцу погружаться в омут молодости. Мне чудилось, что рядом со мной вновь гарцует несравненная Катрин, и мы бежим вдоль набережной наперегонки. А где-то впереди огромное белое солнце размечает нашу «беговую дорожку» жаркими полуденными лучами!

Всю зиму у меня проболела спина. Годы брали своё, я принимал их «нововведения» с печальным равнодушием, единственно радуясь присутствию моей в жизни ненаглядной Таисии.

Как-то за завтраком Тая обратилась ко мне со словами:

– Дед, ты себя запускаешь. Я купила тебе абонемент в бассейн с подогретой морской водой. Как раз для тебя.

Она передала мне маленькую синюю карточку, на которой значилось «ТALASIA bono piscinas». Я повертел карточку в руке и спросил:

– Когда?

– А когда хочешь. Знаешь, дед, иди прямо сейчас!

– А что, пойду, пожалуй! – усмехнулся я и вышел из-за стола, поцеловав и поблагодарив Таю за заботу.

Почтенный человек моего возраста никогда не делает ничего сразу. Нажитая мудрость побуждает его анализировать перед началом всякого действия многие обстоятельства, которые обычно скрыты от близорукой молодости. Старый человек не гонится за новизной. Для него новое – это та или иная вариация на тему уже известного старого, а настоящее новое, как правило, ярчайшая редкость. И ещё – старый человек консервативен. Он знает, что не успеет вжиться в незнакомое событие, поэтому предпочитает воспринимать новизну как театральное действие, удобно располагаясь в ложе для почётного зрителя. На предложение снизойти до фарса и поиграть на сцене вместе с молодыми комедиантами он, как правило, отвечает вежливым отказом.

Поэтому только на третий день от памятного завтрака я отправился греть кости в бассейн с тёплой морской водой, выстроенный недавно на краю города, недалеко от набережной Сан-Педро.

И ещё. Человек моего возраста смотрит на сверкающий сиюминутный мир, но видит в нём только то прошлое, где произошли главные события его жизни.