Виктор Далёкий - Золотые ослы

Альберт Геннадиевич любил жизнь и надеялся, что она также любит его. Когда она переставала его любить, он делал все, чтобы снова оказаться в любимчиках. Он обращался с жизнью, как с женщиной. Женщин Альберт Геннадиевич любил всем телом и всем своим существом. Он точно знал, что мужчины – это сильная часть человечества. А женщины – сильная слабость мужчин. Самой сильной слабостью для него были маленькие женщины. От них он начинал млеть и слабеть главным образом морально, пока само возобладание очередной не давало ему необыкновенный прилив сил и эмоций. Фразу Бальзака о том, что маленькие женщины созданы для любви, он усвоил давно и претворял в жизнь. Он чувствовал себя в окружении женщин и всюду отмечал симпатичных, привлекательных и цветущих молодых особ. Секретаршей у него работала молодая девушка, являющаяся эталоном его стандартов и красоты. Рост метр пятьдесят пять, идеальные пропорции, кукольное лицо, необыкновенно алые губы, свежее белая кожа, голубые глаза и двадцать один год в паспорте. Она казалась еще девушкой, хотя чуть оттянутая книзу спелая грудь рассказывала всякому любопытному, что она давно знает толк в мужчинах. Эльвира, так звали секретаршу, вдохновляла шефа весь рабочий день своим присутствием и не только этим.

Ровно в девять Эльвира сидела на рабочем месте. В девять тридцать, как это происходило каждый день, дверь в офис открылась, и появился Имелов Альберт Геннадиевич собственной персоной с его черными маленькими усиками, карими блестящими и необыкновенно смышлеными глазами, выдающими незаурядный и пытливый ум. Безукоризненно одетый в белые костюм с жилеткой от известного в Москве и за рубежом модельера Мордашкина, в светлой клетчатой кепке, скрывающей небольшую лысину ее обладателя, при шелковом цветном шейном шарфике, он вошел в приемную, как заходят в гавань долгожданные корабли. Именно так приходит ко всем людям праздник. Ослепительно блистающий белизной от солнечных лучей, попадающих в офис через широкое окно, пиджак, показывал всем чистоту и незапятнанность его репутации и помыслов. Он поздоровался с Эльвик, прошел по просторной приемной и ступил в кабинет так, как будто внес в него самое дорогое, что у него есть на свете, то есть себя. Из приемной тут же послышался тонкий голосок секретарши:

– Альберт Геннадиевич, вам чай или кофе?

– Да, Эльвик, – сказал ей Имелов бархатным голосом, – сделай мне сегодня кофе. – Когда они оставались одни, он всегда называл ее не Эльвирой, а сокращенно, Эльвик.

Альберт Геннадиевич положил портфель из крокодиловой кожи, который подчеркивал его незаурядную любовь к животным на стол, и сел в кресло. Придвинув к себе бумаги, приготовленные на подпись, он углубился в их изучение. Альберт Геннадиевич любил утром на свежую голову просматривать подготовленные ему на подпись бумаги. Еще он любил при этом поглаживать свои маленькие и аккуратные усики. Таким его и застала Эльвик, которая принесла на миниатюрном подносе чашечку кофе. На блюдечке лежала сверкающая золотом ложечка. На тарелочке рядом лежали сахар, конфеты и печенье.

– Пожалуйста, Альберт Геннадиевич, – сказала Эльвик и поставила чашечку с кофе и сладостями перед ним на стол.

– Спасибо, – поблагодарил ее Имелов, не отрывая взгляда от бумаг.

Эльвик развернулась и, постукивая каблучками, пошла к выходу. И тут Имелов не сдержался и посмотрел ей вслед, потому что не мог не посмотреть. Он всегда любил наблюдать, как покачиваются бедра Эльвик и как игриво вздрагивают и толкают друг друга ее соблазнительные ягоды, которые все время выясняли какая из них круглее и миловидней. За выяснением их отношений Имелов всегда наблюдал с необычайным интересом. Его прямо потянуло взглядом за округлыми бедрами, выворачивая всего на изнанку. Он уже приподнялся с кресла, но все-таки взял себя в руки и, снова усаживаясь, сказал себе мысленно и неожиданно для себя вслух:

– Нет-нет, работать, работать, работать…

– Вы что-то сказали, Альберт Геннадиевич? – спросила Эльвик, обернувшись у двери.

– Спасибо. Большое спасибо! – сказал рассеянно Имелов, потрогав шишку на голове. – Не сейчас… – сказал он, понимая, что если не сдержится, то весь день пойдет насмарку, и добавил. – Потом…

– Что потом? – не уходила Эльвик, ожидая внимания.

Имелов спохватился, посмотрел на стол и произнес.

– Я говорю, спасибо за кофе.

Ответом Эльвик осталась не довольна. Ее глаза засветились обидой. Последние две недели шеф уделял ей слишком мало внимания

– У меня здесь все готово? – спросил Имелов, показывая пальцем себе за спину.

– Да, кабинет уединения заряжен на полный сервис, – ответила Эльвик.

Без внимания шефа она недовольно пожала плечами и, изогнув томно стан, со знанием и вкусом нарочито искушающе отводя ягодицы чуть назад и в его сторону, вышла из кабинета. Имелов отметил это ее движение и заерзал в кресле.

Больше всего он боялся собственной супруги. Она каким-то образом всегда находила приметы его измен. Запах духов, следы помады, чужие волоски на пиджаке. От этого силою искрометного таланта и обаяния он отговаривался легко. Только вот в прошлый раз ему пришлось туго. Он как раз пришел здорово навеселе. Рыжик помогала ему раздеться и увидела, что на нем нет трусов, а на причинном месте надет прилипший презерватив. Разразился жуткий скандал, в результате которого жизнелюбивый Имелов, как ни оправдывался, получил от жены по заслугам, то есть немало ощутимых тумаков, вследствие чего на голове у него появилась шишка, которая до сих пор не прошла, а под глазом едва заметный синяк. Если бы он не оставил где-то трусы, если бы жена не обнаружила презерватив на причинном месте, он бы легко отговорился. Но в этот раз ему ничего не помогло ни виртуозное вранье, ни свидетели, которых он мог предоставить из числа друзей с избытком, ни отговорки о важных переговорах. Его женушка, очень вспыльчивая и своенравная женщина, была отнюдь не дурой и частенько прикладывала к нему руки совсем не для ласк. Альберт Геннадиевич терпел и переносил ее воинственные натиски так же, как не мог отказать себе в маленьких и больших слабостях. Он познакомился с ней, когда работал заместителем в комиссионном магазине у ее отца. Отец его жены прокручивал темные дела, и Алик ему в этом помогал. Папа обладал еще более крутым нравом, чем дочка. Алик его очень боялся. Сейчас он также побаивался его дочки. После случая с презервативом жена неделю упрекала его в измене. А он ей твердил, что это не столько доказательство его измены, сколько предмет, доказывающий его чистоплотность. И все это на самом деле подстроили его конкуренты.

После ухода Эльвик из кабинета кофе показалось Имелову пресным и не соответствующим требуемому вкусу. Он повернулся к «секрету» и толкнул стену справа от себя. Небольшая прямоугольная часть стены под его рукой дрогнула и повернулась к нему тыльной стороной, обнаруживая холодильную стойку с полочками, на которой лежали бутерброды с икрой, сыром и колбасой. Имелов взял бутерброд с красной икрой. Закрыл скрытый в стене холодильник и толкнул стену повыше. Она, также повернулась и обнаружила для него бар, откуда он достал французский коньяк. Капнув несколько капель в кофе, он убрал бутылку обратно в бар, закрыл его и подумал об Эльвик благосклонно. Судя по тому, что в кабинете был скрытый холодильная стойка и бар, можно было предположить, что есть еще и другие скрытые места. И это действительно было так. Альберт Геннадиевич с удовольствием съел бутерброд, запивая его кофе с ароматом коньяка. Покончив с завтраком, он повернулся к столу и занялся бумагами.