Михаил Сверлов - Прощальный поцелуй Чукотки. Записки северянина

Подключился и командир пограничной заставы, товарищ родителей, связавшийся со своими сослуживцами в посёлках Мейныпильгино и Хатырка.

В декабре пограничники из Мейныпильгино сообщили, что у одного из оленеводов появился отличный вожак и волкодав, но тот его держит в бригаде и в посёлок не приезжает. Забрезжила надежда, что это был Мишка. Отец пошёл в райисполком (тогда уже появились райисполкомы, а вместо политотделов – райкомы партии) и попросился на весенний просчёт оленей в Мейныпильгинскую тундру.

А Минька ожил. Он везде и всем говорил, что Мишку нашли, и что скоро он будет дома. Но, как гласит русская пословица: «Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается». Прошли и декабрь, и январь. В феврале артистов посёлка пригласили выступить с концертом в честь Дня Советской Армии в войсковой части. Часть была расположена в сорока километрах от посёлка и туда можно было добраться только на тракторе.

В очередную субботу самодеятельные артисты залезли в тракторные сани, где было навалено сено, накрылись солдатскими тулупами и матрасами и поехали в войсковую часть. Ехать надо было более пяти часов, и к месту назначения они приехали во втором часу ночи.

Однако их ждали. Быстренько переодевшись, артисты начали концерт. Первым для разогрева зрителей выпустили Миньку с отцом. Для того чтоб певца было лучше видно, ему поставили армейский табурет. Начинал Минька со своей коронной песни «Мы шли под грохот канонады».

Зал был полон. Впереди сидели офицеры в парадной форме вместе со своими наряженными жёнами. Дальше расположились сверхсрочники и солдаты срочной службы. Сбоку на полу сидело человек шесть чукчей-оленеводов. Как потом выяснилось, они привезли военным подарок к празднику – полтора десятка оленьих туш.

Вышедший на сцену командир части сказал приветственное слово артистам, поблагодарив их за столь мужественный поступок – приезд в отдалённую часть, и пожелал всем хорошего вечера.

Минька был на подъёме. Он с удовольствием запел песню, а зал стал в такт хлопать ему в ладоши. Такого приёма артист никогда не получал! Но когда он проникновенно запел:

– услыхал вой. Так мог выть только Мишка!

Не закончив песню, в своей концертной матроске Минька вихрем пронёсся сквозь ничего не понимающий зрительный зал и выскочил на улицу. Холодный ветер рвал с него курточку, но он бежал на знакомый вой.

Выскочив за угол казармы, Минька увидел четыре собачьих упряжки. В одной из них стоял огромный пёс и выл. Когда появился Минька, он прекратил выть и махнул хвостом. Сомнений не могло быть. Это был Мишка! Его любименький пёс, нет – ДРУГ Мишка!

Минька, не раздумывая, бросился к упряжке, несмотря на то, что выскочивший вслед за ним отец и офицеры кричали, чтобы он оставался на месте. Никто и ничто не могло остановить мальчишку, идущему на выручку своему другу.

Собаки всех упряжек, до того мирно лежащие в снегу, вскочили на ноги и стали бешено лаять. Собаки Мишкиной упряжки готовы были броситься на незнакомца, но рык вожака перекрыл все звуки, и собаки замолчали с удивлением, как и выскочившие на улицу люди, глядя на Миньку, который целовал морду огромного пса, а тот старался облизать ему лицо.

Минька лихорадочно пытался развязать заледенелую упряжь. Но даже его быстрые зубы не могли расслабить затянувшийся сыромятный узел.

Кто-то из офицеров, окликнув его, бросил перочинный нож. Рраз! И постромка была разрезана. Минька весь в снегу и собачьей шерсти выскочил из упряжки вместе с Мишкой. Но куда идти? Тем более что к нартам, что-то крича, бежали оленеводы.

Минька с освобождённой собакой бросился бежать вокруг казармы, влетел с другой стороны в клуб, заскочил на сцену за кулисы и спрятался в маленькой комнатке, где разделись артисты. Послышались шаги, и чей-то голос сказал: «Да здесь он. Куда ему деваться?»

Шаги приблизились к двери, и тут Мишка зарычал: «Он никому не даст в обиду своего друга». За дверью затихли. Прибежала мама и открыла дверь. Мишка напрягся и снова зарычал. Но Минька стал гладить его и шептать: «Это свои. Свои, успокойся!»

С каждым поглаживанием Мишкин рык звучал всё глуше и глуше. Наконец он замолчал. Мать стояла оторопело пораженная таким поведением собаки. Но тут раздался голос командира части: «Концерт-то продолжать будем?» А мама добавила: «Ну, всё, Мишки, успокойтесь. Никто вас не обидит и не забёрёт. Минька, оставь Мишку здесь и пойдём со мной. Люди ждут».

За кулисами все тискали Миньку, каждый хотел подбодрить мальчонку, но он никак не мог успокоиться. Наконец появился отец. «Всё, – сказал он Миньке, – Успокойся. Все вопросы решены и мы доказали оленеводам, что собака наша. Я предложил им пройти и забрать её, но они попросили вывести собаку на поводке с палкой, чтобы Мишка не мог броситься на них. Что же это за хозяева, если боятся собаки?»

Потом он рассказал, что ему предлагали за Мишку трёх оленей, и оленеводы очень расстроились, когда поняли, что собаки им не видать. «Всё, – повторил отец. – Пойдём допевать твою песню». Он взял на руки свой аккордеон, осмотрел Миньку, которого женщины уже успели отчистить от собачьей шерсти и, вдруг наклонился к нему и быстро поцеловал в макушку. «Молодец! Только так сын!»

Выход отца с сыном публика встретила бешеными аплодисментами. Солдаты, расположившиеся в дальнем конце клуба, встали с лавок и начали скандировать: «Молодец! Молодец!» Все уже знали, что это Минькин пёс, которого он искал так долго.

Когда аплодисменты закончились, отец сказал: «Дубль два. Поёт Михаил Серов, аккомпанирует Николай Серов!»

И Минька запел о смелом и весёлом мальчишке Гавроше, который погиб за дело революции с улыбкой на лице. Потом «на бис», он спел ещё две песни и, провожаемый оглушительными аплодисментами, помчался к Мишке.

Как закончился концерт и праздничный ужин, маленький артист не знал. Обняв своего друга, он заснул на куче одежды. Проснулся уже в санях, на обратном пути. Вместе с людьми, рядом с ним, спал его пёс, положив на Миньку большую, тяжёлую лапу. Минька погладил её и пёс лизнул его в ухо. Так хорошо Миньке ещё никогда не было.

В марте отец вместе с Пананто уехали на подсчёт оленей. Надо ли говорить, что вожаком в упряжке был Мишка. Однако через неделю упряжка вернулась, но без Пананто. Отец отвёз его в больницу, где ему сделали срочную операцию аппендицита. Врач сказал, что прошло бы ещё несколько часов и Пананто погиб. У него был гнойный аппендицит, который к тому же и лопнул.

Минька был рад столь быстрому возвращению собаки. Вечером, когда он вернулся из школы и бросился её обнимать, Мишка вдруг заскулил, как от боли. Внимательно осмотрев собаку, Минька увидел несколько свежих рваных ран. Он с негодованием бросился в комнату, где за столом собрались друзья родителей. Но сказать он ничего не успел, потому что отец, подняв стакан, сказал: «Давайте выпьем за Мишку! Он, наверно, спас нам с Пананто жизнь!»