Татьяна Рябинина - Леди и кот. Рассказы

Она перевернула лежащую на коленях книгу в коричневой обложке, и я прочитала золотые буквы: «Молитвослов».

Так, понятно. Все, что было хоть как-то связано с религией, вызывало во мне жгучее любопытство, которое я отнюдь не торопилась удовлетворить. Религия одновременно притягивала меня и отталкивала.

– Значит, вы верующая, – протянула я. – Знаете, я ведь тоже не совсем мутант. Верю, что за гробом что-то есть, какое-то другое существование. Что есть некий всеобщий Мировой Разум. Но я не могу поверить в Бога как личность. И знаете почему?

– Почему?

– Потому что Бог, создавший Вселенную, должен быть мудрым, добрым и справедливым. А что на деле? Кругом сплошная несправедливость. Доброго человека унижают, заставляют голодать, убивают. А мерзавец живет себе, как червяк в яблоке. Вот возьмем этот самолет. Если он вдруг разобьется…

Я прикусила язык и огляделась по сторонам. Мне казалось, что я говорю громко, почти кричу, но никто, похоже, не обращал на меня внимания. Молодая мама вела в туалет очаровательного рыжеволосого карапуза в синем костюмчике. Мужчина, сидевший наискосок, увлеченно читал толстую книгу, и только мой сосед справа по-прежнему с интересом поглядывал на меня.

– Так вот, если этот самолет разобьется, – я снова повернулась к соседке и заговорила тише, – может быть, по отношению к нескольким людям это и будет справедливо. А остальные? Те, кто ничего плохого в жизни не сделали? Дети, например?

– Вы хотите знать, почему Господь позволяет мерзавцам долго и безнаказанно творить зло, а добрых людей призывает к себе? Во-первых, злодей может и покаяться. А во-вторых, зло странным образом может превратиться в добро.

– Вы так уверенно говорите за Бога?

– Бог непостижим, но любящим сердцам он многое открывает, – в ее голосе я услышала такую доброту и сочувствие, что невольно устыдилась своего сарказма. – Да, те люди, которые погибают в авиакатастрофе, оказываются на борту обреченного самолета не случайно. Ну, с грешниками понятно, это те, кто уже совсем безнадежны. А с другими сложнее. Одни уже полностью исчерпали свой духовный рост, выше уже не поднимутся, а стоя на месте, могут и сползти. С душой ведь – это как по болоту идти. Остановишься – засосет. Другие, оставшись в живых, могли бы совершить страшные преступления. Смерть третьих будет благом для других людей. Например, дети, скорбящие о матери, придут за утешением к Богу. Да мало ли причин.

– Какая ерунда! – не выдержала я. – Ничего себе благо – скорбеть о погибших родителях! Вы еще скажите, что для матери потеря ребенка может стать благом.

– Может, – пожала плечами соседка. – Очень хорошо известен такой случай. Мать молила Бога исцелить ее умирающего от болезни ребенка. В видении ей был показан ее сын в будущем – едущим на позорной телеге к виселице. Но она по-прежнему был упорна в молитве. И ее просьба была исполнена. Сын выжил. Знаете, кто это был? Кондратий Рылеев.

– Да не верю я в эти сказки! – фыркнула я и отвернулась. Хватит. Милая-то она милая, но разговоры подобные я просто не терплю.

В этот момент самолет как-то особо противно вздрогнул и накренился. Мгновенно замерзшее сердце провалилось в желудок и вместе с ним дальше – в область нижних конечностей.

– Наше судно вошло в зону повышенной турбулентности, – озабоченно заголосила в микрофон стюардесса. – Просьба пристегнуть ремни и без необходимости не покидать свои места.

Несколько минут самолет трясло и болтало, двигатели сипло гудели, а потом вдруг замолчали. Женщины, да и не только женщины, оглушительно завизжали. Я тоже открыла рот, но не смогла выжать из себя ни звука.

Самолет падал, время, похоже, остановилось. Я смотрела прямо перед собой, в одну точку, и в голове было ужасающе пусто. Даже страха больше не было. Только одна мысль с настойчивостью дятла долбила череп изнутри.

«Вот и все. Вот и все».

А потом – мощный удар и яркая вспышка. Боли я не почувствовала.

Через какое-то время я поняла, что как-то существую. Тела не ощущалось, но я думала, а еще слышала какие-то негромкие звуки и видела ослепительный свет. Он постепенно становился менее ярким, и скоро я обнаружила, что нахожусь в каком-то обширном помещении, похожем на накопитель в аэропорту. У стен стояли пассажиры нашего злополучного «судна». Я поискала глазами свою соседку, но не нашла.

Между тем начало происходить что-то странное. Стоило мне посмотреть на кого-то, и перед моими глазами за одно мгновение проносилась его жизнь, и не только прошлая, но и та, которую он мог прожить, если б не погиб сегодня в авиакатастрофе.

Вот молоденькая мамаша, слепо обожающая своего рыжего отпрыска. Мальчишка растет и ни в чем не знает отказа. Вырастает, становится наркоманом, выносит из дома вещи и убивает ножом случайно заставшую его за этим занятием мать.

Вот мужчина в очках, увлеченно читавший в самолете книгу. Знаменитый, талантливый врач, добрый и щедрый, из тех, кого зовут бессребрениками. Оперирует днем и ночью, богатых и бедных, отказывается от денег. А потом уже не отказывается, а потом уже требует и не соглашается оперировать бесплатно…

А вот мой сосед справа – сотрудник нашего посольства в Париже. Во всех отношениях хороший человек, но слабый и безвольный. Когда одолевают неприятности, не прочь выпить. А потом сесть за руль и поехать куда глаза глядят. Чтобы однажды встретить на перекрестке автобус с детьми. Я видела, как он вылезает из своей слегка помятой машины и тупо смотрит в реку, куда, проломив заграждение, упал автобус…

– Девушка, просыпайтесь! – чья-то рука бесцеремонно трясла мое плечо. – Прилетели.

Я с трудом открыла глаза. Самолет, бодро жужжа, катил по асфальту аэродрома. Пассажиры оживленно переговаривались, вставали со своих мест, застегивали пальто.

Так это был только сон! Снотворное наконец-то подействовало, но вызвало при этом такой кошмар, навеянный разговором с соседкой. Я повернулась к ней, но кресло слева оказалось пустым. Странно. Куда же она могла деться?

Сняв с багажной карусели свою сумку, я пошла к выходу.

– Вас подвезти?

Вздрогнув, я повернулась и увидела дипломата.

– Меня брат встречает. Нам на Васильевский, а вам? – спросил он, улыбаясь.

– На Петроградскую.

– Вот и отлично, поехали. Вас как зовут?

Мне совсем не хотелось куда-то с ним ехать, последний эпизод кошмара по-прежнему стоял перед глазами: как он смотрел, оттопырив мокрую губу, на бурлящую реку, откуда еще доносились детские крики. И тем не менее я представилась и походкой сомнамбулы двинулась за ним к синему «опелю».

Всю дорогу Антон Василенко – так он назвался – трещал, не закрывая рта. Рассказывал всевозможные дипломатические байки, пел оду Парижу, делился планами на будущее. Он прилетел в Питер всего на неделю – к родителям, а другую часть отпуска хотел провести в Москве и в Сочи. Вскользь сделал намек, что не прочь отдохнуть с такой красивой девушкой, как… Но я сделала вид, что намека не поняла. Тогда он пошел в лобовую атаку, стремительно переходя на «ты»: