Оливер Грин - Боль для выживания

– Не отпускай! – прошептала она, глядя в его потерянные глаза.

Охотник резко дернул ее на себя, отчего Даня выпустил Вику из своих рук.

Зверь швырнул девочку о стену, а затем накинулся на мальчишку, но тот успел захлопнуть дверь – дикая тварь врезалась в решетку, оставив на ней большую вмятину.

Данил сделал пару шагов назад от решетки и, не обращая внимания на охотника, который просовывал лапы через прутья, взглянул на Вику: она вытерла рукой кровь со своего носа и сидя прижалась к стене. Она даже не пыталась бежать, просто сидела там в ожидании неминуемой смерти.

Зверь громко фыркнул на парня, которого он не смог достать, а затем, отступив от решетки, направился к девочке. Вика посмотрела на Данилу, который не отрывал от нее своих глаз: она смотрела на него до последней секунды, надеясь запомнить его лицо перед смертью. Даня ничего не мог сделать, ему оставалось лишь смотреть, как густые струи слез текут по белым щекам девочки, как страх и отчаяние заполняют ее карие глаза.

В отличие от Евы, которая сидела на полу, громко плакала и кричала, закрыв свои уши руками, чтобы не слышать тот ужасный вопль, исходящий от Вики, Даня даже не дрогнул: он молча стоял и слушал всё это. Из его глаз не текли слезы, его руки не дрожали, он не испытывал страх: он просто стоял и чувствовал, как его душа летит в бездну, а тело окутывает безмолвная пустота.

Когда охотник отступил от растерзанного тела и набросился на решетку, мальчик схватил сестру за рукав и помчался дальше по коридору. Дети бежали без оглядки, слушая скрежет когтей и дикий вой позади.

***

Яркий солнечный свет накрыл мертвый город теплым покрывалом. Легкий ветер гонял по заброшенной дороге полиэтиленовые пакеты и ошметки газет, которые врезались в колеса пыльных машин.

Ева безмолвно шла по широкой потрескавшейся дороге, отставая от брата на несколько шагов. Она осторожно обходила заброшенные автомобили, что стояли в длинной пробке, и смотрела по сторонам. Она рассматривала дома, расположившиеся по обе стороны, читала надписи на вывесках. Несмотря на то, что ей было всего лишь шесть лет, она уже знала все буквы алфавита – ее научил отец. Когда-то… Ее взгляд упал на высокое светло-коричневое здание. Данил прошел мимо этого безумно красивого строения. Но Ева остановилась напротив входа и, не сходя с дороги, подняла голову вверх: яркий солнечный свет, который отражался от бесконечных окон, ослепил ее, она прищурилась. В самом верху она увидела на фасаде здания изображение серпа и молота.

Она никогда не видела столь высокого и красивого здания. Девочка посмотрела на уходящего брата и, убедившись, что тот ничего не видит, переступила низкий бордюр и побежала к высоким дверям через небольшую парковку. Возле одной из дверей на стене она заметила грязную табличку, над которой висел флаг России – Ева подошла поближе и сняла рукой толстый слой пыли с золотой таблицы.

– Минис-терст-во иностр-ан-ных… – по слогам читала она, но ее отвлек раздраженный голос брата.

– Ева, твою мать! Быстро иди сюда!

Девочка обернулась. Даня быстрым шагом, чуть ли не бегом, направился в ее сторону: он был очень злым. Заметив его разъяренный взгляд, Ева испугалась и робко шагнула ему навстречу. Мальчик схватил ее за руку и сжал ладонь так крепко, что Ева вскрикнула от боли, но он даже не соизволил расслабить хватку и продолжал тянуть ее к дороге.

– Что ты делаешь! – разревелась девочка.

Данил отпустил сестру и направился дальше, обходя стороной машины, которые стояли на его пути.

Ева осмотрела свою руку красного цвета и, морщась от боли, последовала за братом, который не обращал внимания на ее слезы и шмыганье носом – он шел, как прежде, впереди нее и осматривал военную технику, что находилась почти на каждом углу. Он пинал пустые гильзы ногами, которые звонко разлетались в стороны, сверкая золотом в солнечном свете. Иногда он подходил к машинам и пинал их по колесам непонятно зачем. Ева останавливалась в те моменты, когда он это делал, потому что делал он это в гневе. Он был очень нервным и сердитым, Ева боялась его, она боялась, что он может ударить ее или еще хуже – избить. Даня никогда не поднимал на сестру руку, максимум, что он мог сделать – это замахнуться, но Ева видела его поведение и догадывалась, что он находится на грани срыва, поэтому она не знала, какой сюрприз может преподнести ей брат в столь неадекватном состоянии.

Прекратив возмещать злость на колесах машины, Даня сел на капот и, достав из пачки сигарету, закурил. Он медленно выдыхал белый дым изо рта и смотрел в одну точку – куда-то на одно из окон напротив расположившегося дома.

Ева робко приблизилась и облокотилась плечом о переднюю дверь автомобиля, на капоте которого сидел Даня.

– Когда мы пойдем назад? – нерешительно промолвила она в полголоса.

– Куда? – ответил мальчик, не обращая на нее внимания.

Ева сделала небольшую паузу, а затем сказала:

– К папе…

– Он мертв, – без колебаний, спокойным голосом ответил он.

– Ты врешь! – возразила она, и в тот же момент в ее горле появился ком.

– Нет, не вру…

– Врешь! – вскрикнула она, ударив его по ноге. – Ты все врешь!

– Он умер! – не выдержав, прокричал он во все горло и спрыгнул с капота.

– Нет… – сквозь слезы промолвила она.

Большой ком в горле не давал вздохнуть ей полной грудью, ее глаза стали бегать по сторонам. Ева начала реветь, как никогда в жизни. Она не могла поверить в слова брата, не хотела верить в горькую правду. Она очень любила отца, больше Дани, больше жизни: он всегда был к ней добр и справедлив, в отличие от брата, который постоянно колол ее словами и убивал в ней душу ребенка. Ева переступала с ноги на ногу и смотрела по сторонам в поисках какого-нибудь места, где можно спрятаться, куда можно уйти. Она не могла смириться с тем, что никогда больше не взглянет папе в глаза, не услышит его голос, не обнимет его, не поцелует, у нее даже не было его фотографии, не было ни единой его вещи, которая служила бы памятью о нем, к которой можно было бы притронуться и ощутить его запах. Слезы текли по ее щекам и падали вниз толстыми каплями, ударяясь о пыльный асфальт.

В тот момент она почувствовала одиночество, присутствие брата ничего не значило, она ощущала себя каплей в бесконечном море и знала, что никому не нужна, даже Дане, который открыто намекал ей на это.

– Ты удивлена в его смерти? – снова начал мальчик.

Ева взглянула на него потерянными глазами, но ничего не ответила.

– Ответь мне! – швырнув сигарету в сторону, продолжил он.

– Ч-т-о? – с запинками прошептала она, вытирая бесконечные потоки слез со своих щек.

– Вот что может произойти, оказывается, из-за твоей тупости! Ты суешь свой нос, куда не нужно, не смотришь под ноги, не слушаешься, а потом плачешь!