Сергей Луговой - Тегусигальпа. Версия 2

Книги из библиотеки видели несколько иностранцев. В их числе и дерптский пастор Иоганн Ветгрсман. Возможно, что именно его записку ты сейчас и переводила. Уж имя я смог прочесть в конце документа. В различных документах того времени было несколько ссылок на свидетельство пастора, но самого письма найти не удалось. Как впрочем, и библиотеку, о которой ходили только легенды.

В конце восемнадцатого – начале девятнадцатого века жил такой профессор Христиан Дабелов. Не обращай внимания на обманчивое славянское звучание фамилии – Дабелов был немцем, работал в немецких университетах и, в конце концов, оказался волею судеб в университете Дерпта, так когда-то назывался эстонский, а тогда российский, город Тарту. Там к нему, когда он занимался изучением истории лифляндского права, попало несколько документов из городского совета Пярну. В том числе и это письмо Ветгрсмана, с которого он снимает копию и цитирует его в статье «О юридическом факультете в Дерпте». Правда, почему-то называет его «Указателем неизвестного лица».

Записку эту он отправляет назад в Пярну. И, как стали считать потом многие, это была его главная ошибка. Потому что потом, когда захотели найти оригинал, ничего из этого не вышло. Оригинал бесследно исчез.

– А был ли мальчик-то? – спросила Галя.

– Многие, конечно же сомневались в его существовании, но мальчик, как мы сейчас выяснили, был. Ты же сейчас читала записку. Я не исключаю, конечно, что это может быть чья-нибудь шутка, «левая» подделка и так далее. Меня интересует немного другое. Как эта записка оказалась у нас? Твой брат утверждает, что она найдена в архивах исторического музея. А давай-ка всё же посмотрим, что у нас на той страничке, что написана на русском языке.

Вадим открыл документ. Это тоже был отсканированный лист оригинала. Текст написан на русском с ятями, твёрдыми знаками в конце слов и буквами «и» с точкой, но всё же это был вполне нормально читаемый девятнадцатый век. Он стал читать вслух:

– «Городскому голове Фёдору Петровичу Переплётчикову.

Милостивый государь Фёдор Петрович!

Позвольте сообщить Вам следующий небезынтересный случай, произошедший со мной в июле сего года во время поездки моей в Лифляндию в город Дерпт к моему учителю Мартину Фёдоровичу Бартельсу. Поездка моя носила частный характер, но во многом служила на пользу моим научным изысканиям. Возможно, Вы знаете, что Мартин Фёдорович до своего переезда в Дерпт в течение долгих лет возглавлял университет в городе Казань, ректором которого я являюсь сейчас. Работа в архивах Дерптского университета, а также знакомство с последними работами, произведёнными здесь, безусловно пойдёт на развитие и во славу российской математики. Впрочем, всё это не имеет отношения к сути моего письма. Здесь же в Дерпте учитель познакомил меня с профессором здешнего университета Христианом Дабеловым, который поведал мне о любопытном документе, присланном ему недавно из Пернова и отправленном назад.

Смею напомнить, что в этом городе долгое время жил Абрам Петрович Ганнибал – перед тем как стать обер-комендантом Ревеля. Поэтому в Пернов я решил заехать не только ради морского воздуха, а также, чтобы ознакомиться в городских архивах с его пребыванием в этом чудесном городе.

Там я и нашёл пакет с документами на немецком языке, о которых рассказывал мне профессор Дабелов и которые, на мой взгляд, связаны со знаменитой «Либерией» Иоанна Грозного. Начальство Перновского архива не смогло мне объяснить происхождения сих бумаг, а также почему в этом конверте оказался лист, написанный на русском языке. Я позволил себе взять эти документы для изучения, оставив со своей стороны расписку.

Направляю документы Вам, милостивый государь Фёдор Петрович, так как в бумаге, написанной по-русски, есть небезынтересные данные в отношении десяти книг взятых Иоанном Грозном с собою во время похода на Казань. Как явствует из письма, книги эти были довезены до Нижнего Новгорода, а затем могли быть оставлены в нижегородском кремле.

Примите уверения в совершенном моём почтении. Николай Иванович Лобачевский – ректор Казанского Императорского университета. 22 января 1837 года». Ну, ничего себе, – выдохнул Вадим.

Галка молчала, сидела, подперев голову левой рукой, а указательным пальцем правой довольно нервно теребила кончик носа. Вероятно, она начинала понимать, во что ввязалась. Вероятно, это ей даже нравилось. Внезапно она вздрогнула от мелодии телефонного звонка. Посмотрела на дисплей и сказала:

– Включи какую-нибудь музыку. Только быстро. Танцевальную.

Вадим поискал по радиостанциям и нашёл что-то ухающе-стучаще-громкое. Галя подсела почти под самую колонку и прокричала в телефонную трубку: «Что, мам? Я в клубе! Я скоро буду! Хорошо! Выключай этот кошмар». Последняя фраза была сказана уже Вадиму, который послушно переключил приёмник на другую волну. Там передавали новости. Одно из сообщений показалось достаточно любопытным: «В столице Гондураса Тегусигальпе произошёл переворот. Армией Гондураса свергнут президент страны Мануэль Селайя. Он вывезен мятежниками к границе соседней Никарагуа». Вот здесь Вадим уже решил выключить приёмник окончательно. Дальше это слушать было невозможно. Бесконечное упоминание Тегусигальпы на протяжении последних суток стало немного утомлять, а если к этому прибавить тесное переплетение судеб Лобачевского и Ивана Грозного, да и всё остальное в сумме с показаниями часовых стрелок… В общем, он понял, что на сегодня пора заканчивать поисково-мыслительные работы.

– Значит так… – начал он.

– Именно, – продолжила Галя. – Вывозишь меня к какому-нибудь клубу, а там мы вызываем такси.

– И зачем же такие сложности?

– Тебе не кажется, что мой старший брат, живущий в доме напротив, или мама могут просто выглянуть в окно и узнать твою машину? А ни тебе, ни мне этого не нужно.

– Может, такси вызвать сразу?

Галка неодобрительно посмотрел на Вадима и пошла к двери.

– Не может, – ответила она, давая ему понять, что ждёт.

Флешку, уходя из дома, он из компьютера вынул, в памяти компьютера ничего не сохранял. Через полчаса с чувством части выполненного долга Вадим заснул. Он довёз Галину к клубу, посадил в такси и дождался её звонка о благополучном прибытии. «В самом деле, про пересекающиеся про прямые хорошо получилось», – подумал он, вспомнив телефонный разговор с Сергеем.

Долго спать не пришлось. Вадима никто не будил, никто не доставал его телефонными звонками с раннего утра. Он проснулся сам. Вот это и казалось странным. Но странным было и всё то, что происходило накануне. К странностям, скорее всего, придётся привыкать, хотя бы на какое-то время. Этот вывод был вполне логичен, но, тем не менее, осознание того, что ни одна живая душа не соизволила ему сегодня позвонить, показалось Вадиму несколько загадочным. И всё с большей прогрессией возрастало желание увидеть подлинные документы и, самое главное, таинственное письмо на русском, которое упоминал Лобачевский. То самое письмо, которое Сергей почему-то решил пока от него скрыть.