Медина Мирай - Воскресни за 40 дней

Я едва смог разобрать написанное. Почерк, как у пьяного врача. Хотя врачи и без спиртного пишут, как пьяные. Пора им уже придумать азбуку. Или ввести их язык в гугл-переводчик.

– Я немного знаю этих людей. Очень хорошие и вежливые. Недавно у них произошло несчастье, и они заказали цветы.

Мама работала флористом. Очень приятная профессия. В доме всегда пахло свежестью, но порой смесь цветочных запахов доводила до тошноты. Магазинчик находился при доме.

Плотно позавтракав бутербродами с молоком, я уже принялся одеваться. Погода менялась за считаные секунды, что типично для Нидерландов. В качестве одежды я выбрал обычную толстовку, джинсы и кеды.

– Только не растрать полученные деньги! – крикнула мне вслед мама.

Она говорила это каждый раз, когда я доставлял заказ. Для меня это оскорбительно. Неужели она считает, что ее восемнадцатилетний сын способен растратить деньги, которых в семье и так немного, на какую-нибудь ерунду? Тем более я не пил и не курил. Это скверно.

Корзина с цветами была завёрнута в несколько слоёв целлофановой плёнки. Под ней я едва мог разглядеть окраску цветов.

Дом заказчика находился в четырёх кварталах от моего. За то время, пока я проходил это небольшое расстояние, погода успела поменяться раз пять. Сначала полил грибной дождик, на смену пришёл ветер, потом солнце выглянуло из-за облаков, вновь немного поморосило и опять меня застал ветер.

Дом заказчика прямо передо мной. Через большие окна предельно отчётливо можно разглядеть кучковавшихся людей. Постучал. Услышал за дверями несколько матов в адрес «нежданного гостя». Вслед за этим послышался топот ног. Я сделал шаг назад – вдруг мне врежут по носу. В дверной проём протиснулась красная рожа мужчины.

– Что надо? – глухо спросил он, распространяя вокруг запах алкоголя.

Похоже, у бедолаги в доме шумное похмелье после ночной вечеринки. Не сказать, что панихида. Я сразу испытал к мужчине неприязнь: на этой розовой, как у свиньи, морде росла жёсткая щетина, кожа поблескивала от пота, губы в жире, узкий лоб зарос волосами, густые брови и волосы на голове блестели от засаленности.

Господи, это ужасно.

– В-вы Дональд Грех? – уверенность в моём голосе всегда угасала при виде незнакомых неопрятных людей.

– Я, а чё надо-то?

– Вы заказывали корзину цветов…

– Точно! – вдруг вскрикнул мужчина и отклонил голову в сторону, – Эй, Лина! Я же говорил, мне должны принести цветы памяти Абигейл! А я все думал, о чём забыл! А ты мне… Лина, блин, для кого я горло деру?!

– Она в туалете, – послышался чей-то ленивый женский голос.

– Вот сука, – улыбнулся мужчина и обратил на меня грозный взор, – Заходи, пацан…

Внутри меня пробудился рвотный рефлекс. Я мечтал поскорее получить деньги и уйти подальше от этого дома, и это желание увеличилось в разы, когда я очутился внутри. Дом насквозь пропитался зловонием алкоголя, сигарет и пота. Невозможно было сделать даже маленький глоточек воздуха, ибо накатывал рвотный рефлекс. Я боялся испачкаться воздухом. Едва-едва дышал ртом, наблюдая за тем, как мужчина не лучших форм в одних ношеных трусах копошится в своих потрепанных штанах. Сзади него на стенке распласталось что-то зелёное и блестящее, больше похожее на… От этой мысли я сглотнул, приглушая желание блевануть.

Для меня подобный вид жития в Фризенвейне стал настоящим шоком. Мне казалось, люди этого городка, все до единого, опрятны, и негативно относятся к вредным привычкам. Кто знает, какие ещё тёмные уголочки таят подобные мирные пристанища?

– Держи, – мужчина сжал мою руку.

Он явно не хотел прощаться с деньгами. Скомканная купюра лежала на моей ладони. Даже в затемнённой комнате я разглядел что-то мокрое, что после своей руки оставил заказчик. Без капельки стеснения вытер руку о штанину, уже планируя дома закинуть джинсы в машинку.

Вышел на улицу и будто очутился в другой реальности. С чувством выполненного долга я аккуратно положил деньги в карман толстовки и направился в сторону дома.

Прошёл квартал. Приблизился к тёмному переулку. Сзади послышались шаги. Сначала не обращал на них внимания, но с каждой секундой они становились все громче и громче. Так продолжалось до тех пор, пока некто в капюшоне не прошёл мимо меня. Я случайно заметил его лицо. Вернее, часть чёрной маски. Он ускорил шаг. Завернул за угол и спустя пару секунд бесследно исчез.

На душе у меня стало тяжело. В поисках успокоения я засунул руку в карман, где лежали деньги. Сердце моё пропустило удар от страха – деньги пропали.

Я медленно вошёл в дом. Темно. Все лампы выключены. Не работал даже телевизор. Сгущающиеся тучи заволокли небо, и от этого в доме было темно.

– Даан, это ты? – донёсся голос мамы из зала.

Я не мог вытянуть из себя ответ.

Радостная мама выбежала из зала и включила свет в коридоре. При виде моего вялого состояния с её лица резко сошла улыбка.

– Ну что? – намекнула она, – Давай, – и протянула руку.

Я отвёл взгляд в сторону. Она скрестила руки под грудью, оперлась о косяк двери головой. Режущий взгляд серых глаз четвертовал прежде, чем в ход вступили резкие слова:

– Где деньги?

– Мама, пойми, я, правда, отнёс цветы, получил деньги, но по дороге домой у меня их украли! Какой-то парень прошёл мимо и…

– Что? – загробным голосом спросила она. Глазные яблоки вот-вот выскочат из глазниц. Тонкие губы сложились в бледный бантик, – Что ты сейчас сказал? – вопрос прозвучал грознее в несколько раз. Острый маникюр мамы впился ей в руку.

– У меня украли деньги.

Я сделал шаг назад. Все тело окоченело от шока и пылало огнём одновременно. От волнения закружилась голова, я упёрся в стенку.

– Даан, да ты врунишка!

Мама разжала руки, резкими шагами подошла ко мне и застыла. Принюхивалась, как собака-ищейка. Глаза её загорелись безумным пламенем.

– От тебя несёт…

– В доме у заказчика несло сигаретным запахом, и пока я стоял там, одежда пропиталась им!

– Что ты врёшь?! Просто скажи, что потратил деньги! Наверняка в какой-то компашке ошивался!

– Но это неправда! Ты ведь знаешь. Это всё…

– Да ни за что в жизни тебе не поверю, что семья Грехов устроила такое!

– Но ведь это именно так.

– Не ври мне!

Я зажмурился от крика.

Вены мамы на шее вздулись до предела. Каждую секунду она набирала в лёгкие порцию холодного воздуха, а выдыхаемый ею был горячее огня. Руки тряслись, чтобы влепить мне пощёчину, и я готов поклясться, что хотел принять её в тот момент.

– Боже, ну что за наказание? – провыла мама, – Что за урода я родила, к своему великому сожалению?

Для меня эти слова стали острее ножа. Я почувствовал, как сердце обливается кровью от горечи и внутри образуется пустота. Эта пустота растягивалась и дальше, когда в голове всплывали все наши ссоры, скандалы по пустякам. И в гуще этих событий я не мог найти ни единого момента, когда мама могла искренне мне улыбнуться и сказать добрые слова.