Сергей Ленин - Судьбы людские. Любимый Иркутск. Книга вторая

Во время повествования машина времени переносила собеседников в древние времена уже не мысленно, а реально… Мимо пивного ларька пробегали первобытные обнажённые люди. Некоторые из них были воинственными, с первичными орудиями убийства в руках – дубинами и палками с острыми каменными наконечниками. Они зыркали глазами вокруг, искали свою жертву. Найдя древнюю женщину, древние охотники совершали быстротечные половые акты. Их лица на некоторое время становились добрыми. Потом они, злобно гикая, понеслись в погоню за мамонтом, убегающим в сторону будущего железнодорожного вокзала. Наш Толик по кличке Мамонт начинал переживать за свою «шкуру». Но древние охотники его не замечали или не хотели видеть.

– Хорошо, что они не гомосексуалисты, – радостно восклицал Макар, беспокоясь за свою жопу.

А наш Толик Тит продолжал свой рассказ.

А калейдоскоп времени начинал показывать древних поэтов. Они, в своих белых ниспадающих одеяниях, читали стихи. Их тоже увлекала тема взаимоотношения полов. Вот римский поэт Лукреций (I в. до н. э.) произносит:

Люди ещё не умели с огнём обращаться, и шкуры,

Снятые с диких зверей, не служили одеждой их телу;

В рощах, в лесах или в горных они обитали пещерах

И укрывали в кустах свои заскорузлые члены,

Ежели их застигали дожди или ветра порывы.

Общего блага они не блюли, и в сношениях взаимных

Были обычаи им и законы совсем неизвестны.

Всякий, добыча кому попадалась, её произвольно

Брал себе сам, о себе лишь одном постоянно заботясь.

И сочетала в лесах тела влюблённых Венера.

Женщин склоняла к любви либо страсть обоюдная, либо

Грубая сила мужчин и ничем неуёмная похоть,

Или же плата такая, как жёлуди, ягоды, груши.

В книге пятой, дидактическое стихотворение «О природе вещей» Поэт повествует о диком человеке, лишённом культуры, но также говорит и о зарождении духовных качеств, кроме полового влечения – «либидо», упоминает ещё и душевную склонность – «купидо», намекает на зачатки проституции, продажную любовь.

Другой древнеримский поэт (65—8 до н. э.) читал из своей Книги 1, сатира 3-я, о более сильном победителе в борьбе за половое наслаждение, убивавшего всех остальных:

…Но смертью те погибали безвестной, которых

При беспорядочном и скотском утолении страсти

Сильный так убивал, как бык это делает в стаде.

При этом мимо ларька продолжали пробегать первобытные охотники в поисках наслаждения, разыскивая прекрасных дам для спаривания.

– Эй, люди милые, дяденьки первобытненькие, мы тут с пацанами пивко посасываем. Пожалуйста, не нападайте на нас. Ваши тёлки нас не интересуют, – кричал Толик Мамонт приблизившимся двум древним бугаям со стоячими репродуктивными орудиями труда.

Витька Седой сидел и молчал, сжимая свои двухпудовые кулаки.

– Ой, он чё-то внимательно на нас смотрит, – забеспокоился Валерка Грек, указывая пальцем на одного из обнаглевших аборигенов из каменного века, стоящих неподалёку.

Причём стояли не только они, но и у них.

– Не, Валерка, это они на двух пацанов, что сидят на соседней лавочке, глазеют, – предположил Мамонт.

– Пацаны, давайте к нам подсаживайтесь. Вместе отбиваться будет сподручнее, – предложил соседям Грек.

Парни подсели на нашу лавочку. Они были не на шутку встревожены.

– Сивый, – представился один из парней. – А это Овидий – мой кореш, – показал он пальцем на долговязого очкарика, своего спутника и собутыльника.

– Здорово, Публий Овидий Назон, ты чё, поэт древнеримский из 18 г. до н. э.? – спросил пацана Тит, применяя полное имя известного литератора древности.

– Не, я просто очень умный. Вот мне такое погоняло и прилепили, – засуетился пацан. – Вообще-то я Гришка Распутин. Ну, тёзка того самого Григория, что при императоре Николае II был.

– А ты, значит, сейчас при Сивом. По морде видно, что он Сивый, авторитет нешуточный. Ты его пресс-секретарь и визирь, значится, – заинтересовались наши ребята.

– Ну, вроде того, значится так, если хотите, – ответил Гришка Овидий.

– Жаль, я думал о бессмертных поэмах побазарим: «О метаморфозах», «О науке любви», о «Любовных элегиях» и о «Скорбных элегиях». Они ведь нашего великого поэта Александра Сергеевича Пушкина вдохновили на творчество. Не судьба, значится, не судьба, – разочарованно произнёс Толик Тит.

Овидий интеллигентно пил пиво. Мизинчик его ладони при этом был оттопырен в сторону и не касался пивной кружки. Рядом лежала обглоданная вяленая рыбёшка. Выглядело это забавно.

– Вы, парни, этих первобытных охотников не бойтесь. Они на вас если и смотрят, то просто так, без сексуальных заморочек. В их время каменного века гомосексуализма ещё не было. Если бы была опасность, Сивый бы их живо замочил. Он всегда с собой волыну носит. Пистолет макарова у ментов стырил, и патронов у него море.

– Вот, если бы были времена Нерона, римского императора, тоды ой… Он правил с 54 по 68 гг. н. э. и известен в связи с разными деяниями. При этом ни одного хорошего не было. В шестнадцать лет вступил он на престол. Был гомосеком, садистом. Трахал родную мать, а потом убил её. Поджёг Рим и любовался со стороны пожарищем, играя на лире, декламируя свои стихи. Потом обвинил в поджоге христиан и жестоко их преследовал. Кастрировал своего возлюбленного юношу по имени Спорус и официально женился на нём. Но на этом Нерон не остановился. Он публично и официально был «женой» Дорифоруса. Короче, был при жизни и мужем и женой. Сивый его называет дырявым. Нерона ненавидели, но кто-то после его смерти на могилу всё время приносит цветы. Странно вроде бы, – продолжил Гришка Овидий.

Первобытные мужики, стоя в сторонке, выслушав такое повествование, смачно сплюнули на землю и, грязно, по каменно-вековски выматерившись, пошли прочь. Им баб нужно было, они ведь настоящими мужиками были, а не какими-нибудь там пидорами Неронами.

– Слышь, Овидий Гришка Распутин, ты на хер тут педерастический разговор завёл, интеллигент сраный? Мы о бабах базар начали. Давай чё-нить про женский пол заверни интересненького. Или ты баб и не щупал ещё, только по телеку видел? – подначивал Овидия Валерка Грек.

– Как некрасиво вы говорите, однако. Переходить на личности, да ещё об интимном и сокровенном, как-то неприлично получается, – обиделся Овидий.

– Есть тема, надо обсудить в своей среде – пацанской. Нечего тута жеманиться, как целка. Или тебе втихушку дрочить да мастурбировать нравица, фитиль ты долговязый? – отбрил парня Витька Макар.