Александр Миронов - Русская недвижимость. Сборник рассказов – 2

И Победитель ждала 24 ноября… на квашеной капусте и картошке. Ждала и позже, и не один месяц. Вдруг забыли?.. Вдруг вспомнят?..

Товар Ефросинье Степановне был выслан, как и обещано, своевременно, но без «великолепного подарка для дома марки SONY», и без приглашения на торжественную презентацию Суперприза. Следовательно, и долги Победительнице пришлось выплачивать из собственной пенсии.

– Па-ра-зи-ты!.. Вот купили, так купили! – со слезами на глазах восклицала она, однако же, надеясь на чудо. А вдруг всё же…

И оно (чудо) не заставило себя долго ждать. Пришло новое приглашение к заманчивой Акции Суперприза, но уже в 400 000 рублей! И уже от компании ООО «Русбьюти». 111974, Москва, а\я 17 «Формула стройности». И на почтовом штемпеле опять «Почта России. Тверь 170000». На что Ефросинья Степановна желчно усмехнулась:

– Опять, звери из Твéри!

На конверте – Эйфелева Башня, у основания которой в рамочке заманчивые слава Paris , France , и поздравление с Новым годом.

Ефросинья Степановна на первой странице письма прочла крупные буквы:

« Ефросинья Степановна, наш коллектив подтверждает, что Вы стали Победителем Новогодней акции «Похудей и выиграй Главный приз».

Эрик Аллен.

Дирекция по проведению

Маркетинговых акций».

И опять француз!

Дальше Ефросинья Степановна читать не смогла. Перехватило дыхание.

– Опоздали, я уже похудела, – с подстоном проговорила она. – Молодцы французики, многие, видать, о вас узнали, и я в том числе. Чтоб вас всех перевернул-вывернуло за мои денежки! Ничего не скажешь, какой вы интересный способ выбрали для продвижения своего товара на дом, па-ра-зи-ти-ки. Да кого – паразиты!

Когда-то в школе на уроке литературы они (учащиеся) заучивали стихи русских классиков. И в голове, сквозь туман прожитых лет, запульсировали стихи М. Ю. Лермонтова из стихотворения «На смерть поэта». Целиком она его уже не помнила, но пару строчек, относительно француза погубившего Пушкина, всплыли в памяти. Дантес был: «… заброшен к нам (в Россию) по воле рока. Смеясь, он дерзко призирал чужой язык, чужие нравы. Не мог понять в сей миг кровавый, на что он руку поднимал…»

Эти строки словно бы отвечали той социальной направленностью и сегодняшнему дню. «Его убили, теперь и до меня добрались. И надо ж, где отыскали? В дремучем углу…» – с грустной иронией констатировала женщина, как бы проводя параллели между Пушкиным и своей разнесчастной судьбой. Вот они – ВЕЛИЧАЙШИЕ ЗАГАДКИ АМОРАЛЬНЫХ ЯВЛЕНИЙ. Попробуй, разгадай их усреднённым умом? Ефросинья Степановна даже не заметила, как оговорилась, вспомнив название рубрики предлагаемых в каталоге книг – …АНОМАЛЬНЫХ ЯВЛЕНИЙ.

– На одноруких бандитов нашли управу, когда ж до этих-то дойдёт очередь?..

Ефросинья Степановна, лёжа на диванчике, просматривала конверт с заманчивыми цифрами. Каталог на парфюмерию, на сезонные предложения, и со слезами на пушистые белые тапочки…

Очки-тренажеры от прежнего заказа лежали рядом на табурете, а Пирамидку с шунгитом она прикладывала к больному месту, к голове.

2007г.

Ей повезло. А девчат уволили. Даже тех, кого, казалось бы, увольнять нельзя. У всех у них были положенные по Закону льготы. Даже перед ней, Светланой, они выгодно выглядели. То есть у них у всех имелись уважительные причины, по которым следовало бы их оставить на заводе. У той же у Серафимовны – двое детей, мать-одиночка; у Сони – тоже две девочки и муж полгода как умер, вернее, был убит где-то под Нижним Новгородом, дальнобойщиком был; у Вали – сын инвалид, семь лет; да и другие под КЗОТом ходили, как под бронированным колпаком, – уволили. А ей повезло, оставили.

А вначале, так переживала, так напугалась… Шутка ли, остаться одной с двумя детьми. С Колькой, как под «крутого» закосил, жизни не стало, искрутился весь – год как развелись. Старший, Рома, в МГИМО учится, на второй курс перешёл. Сколько на него вбухали: за поступление, за обучение, за проживание. И что не семестр – десять-двадцать тысяч выложи. Не учёба – грабёж. Спасибо Кольке, хоть и козёл, но не бросил мальчишку, и, говорит, поможет выучиться. А ведь мог бы после развода послать по матушке, и учи, как знаешь. Сын-то не его, её, без него нажитый. Да и Серёжка, их совместный, в пятом классе. Тоже растёт, как на дрожжах, не напасёшься. Тут поневоле затоскуешь.

Предупреждать о сокращении, с приказом в папочке, пришёл в цех начальник отдела кадров Лубок. Мужчина лет пятидесяти, а то и с хвостиком, немного ссутуленный. Глаза простоквашные, щёки круглые, с провисом. Головка клинышком, с высокими залысинами спереди. Серафимовна окрестила его, скажи кому – себя в краску введёшь. Но прозвище точное, тут же пристало и накрепко, лучше родного имечка, хрен плешивый.

Начальник цеха собрал всех в актовый зал. И Лубок затянул речь, дипломатическую, витиеватую.

О том, что на заводе грядёт сокращение, слух прошёл раньше – уже недели за две всех предупредил. Ну и те, у кого нервы слабые, и у кого все шансы оказаться за воротами, уже суетились, метали икру. Все близлежащие и вдали стоящие предприятия обежали, работу искали. А они, матери-одиночки, многодетные, у кого инвалид в семье – энергию свою в труд вкладывали, на благо и процветания родного акционерного общества. Та же Серафимовна ходила нос кверху. Самой-то бабёнке чуть за тридцать, но все её величали по отчеству, даже старше её, из-за редкого имени папочки. В наш век такое имя – тоже ископаемое, и потому на устах оно звучит реликвией, и не изнашивается. Её, наверное, ещё в девках так звали. Мужики порой подзуживают: «Серафима, Серафима, как ты нам необходима…» – вкладывая в шутку фривольный подтекст. Хотя особой распущенности за ней не наблюдалось, однако, замужем не была, а двоих нажила. Говорит, ветром надуло! Мать-одиночка, а это уже гарантия!

Лубок долго говорил о том, что как сейчас туго живётся предприятию. Завод, говорит, как на кочковатой дороге, то в одной колдобине засядет, то в другой. Из-за этого приходится снижать объёмы производства, выпуск продукции, оттого и зарплату нечем выплачивать.

Оказывается, завод сильно зависит от внешних экономических связей. Стоит где-нибудь хоть одной связи, как пуповине, перетереться, и производство встало. Но объяснять: почему же эти жилочки перетираются? – он не стал, или же сам не знал. Да по нему – они хоть все разом полопайся.

Слушали, слушали, Серафимовна возьми, да и ляпни, сидевшим рядом с ней, Соне и Вале. Вроде бы тихо, а услышали.

– Ну, член парламента, всю душу вытянул своей политграмотой. И за что его бабы любят? – а она-то знает, что говорит.

Все засмеялись. Но сдержанно, в кулачок.

Однако член парламента услышал. Усмехнулся.