Ирина Горбачева - Королева Марго пенсионерка

– Мы сами удивлялись. Такая цветущая женщина. Всегда следила за собой. Ну, вы знаете, она сначала стала жаловаться на головные боли. Кто из нас не страдает головной болью? Но у неё голова не переставала болеть почти никогда. Ничего не помогало. Появились постоянные приступы рвоты. Тут я подумала, может наша директор все-таки решилась на ребёночка? Может токсикоз такой? Возраст конечно уже не подходящий для родов. Но что поделать? Даже пошутила с ней на эту тему. Потом у неё волосы стали редеть. Да вы и сами всё видели, как она изменилась.

– Может химия какая-то у вас испарения?

– Да бросьте вы! Ну, какие испарения, какая химия? Сейчас знаете, какие краски? Ерунда всё это. А потом это она раньше практикой занималась, а теперь уже давно только руководством, да закупками. Ремонт, клиенты, налоги, столько хлопот. Что вы!

– Может, ещё что-то неординарное вспомните?

– Вы знаете, она с прошлой осени, стала плохо себя чувствовать и у неё начались внешние изменения. А зимой, совершено неожиданно, собралась к себе на родину. Как раз почти перед Новым годом. Точно. Я, почему удивилась, думаю, родных говорила никого нет, а поехала. Зачем? И вообще я думала, что она в Москве родилась. Вернулась, через неделю понеслась в Питер к своему Ники. Я грешным делом подумала, прощается, что ли со всеми? И действии-и-и-тель-но, – Алевтина опять разрыдалась.

– Она сама сказала, что в Ростов поехала?

– В паспорте у неё стоит в графе место рождения город Ростов-на-Дону. Раз сказала на родину, значит куда?

– Бывает так, что место, где прошло счастливое детство или юность называют своей родиной. Всякое бывает в жизни, – ответила я ей и подумала, что именно про Геленджик рассказывала мне Люда. Там ей было хорошо.

Договорившись о похоронах Людмилы и попрощавшись, я вышла из салона. Не успела сесть в машину, как услышала зов Алевтины.

– Маргарита Сергеевна! – она подбежала к машине с небольшой коробкой, – поговорили и забыли совсем! Вот бумаги, которые я собрала, боюсь, потеряются, мало ли что. Тут две записные книжки, тетрадка какая-то, бумаги разные. Я ничего из личных документов в салоне не оставила. Все здесь. Сами разберётесь с ними. А остальные вещи, потом заберёте. И вот ещё что, мне сейчас надо к ней домой подойти. Что-то жутко одной. Не составите мне компанию? Там, конечно, участковый будет, но всё равно…

– А зачем? – удивилась я.

– В морг надо привезти вещи Людмилы Викторовны. Заодно посоветуете, какие вещи подойдут ей, что надо взять, – и Алевтина опять заплакала.

Мне несколько раз приходилось быть у Люды в гостях. Большая трёхкомнатная квартира с окнами в тихий зелёный двор. Отличная кухня – столовая, длинный просторный коридор. Мебель не современная, но добротная: арабская или румынская. В советское время стоила баснословных денег и доставалась по блату. Хрустальные люстры, ковры и всё то, что считалось в то уже далёкое время престижным и называлось достатком. Дачный дом, конечно, выглядел более современно. Мы с Алей прошли в комнату Люды, поняв, что это её комната по наличию трюмо, стоящему в углу.

– Аля, я слышала, что блузки с юбкой нельзя, или мне это кажется? Но, то, что нужен или шарфик, или платочек на голову – это точно.

Открыв шкаф, мы не стали рисковать и выбрали однотонное платье с длинным рукавом. Во второй половине большого шкафа стали искать платок или шарфик, чтобы покрыть им голову Людочки.

Да, это не нынешние шкафы-купе. Массивный, сделанный из шпона карельской берёзы, с множеством полок и выдвижными ящиками разных размеров, шкаф на красивых гнутых ножках, как великан возвышался в просторной светлой комнате. Аля с трудом выдвигала ящички, предназначенные для различных вещей. Предпоследний ящик и самый нижний никак не хотели выдвигаться. Она дернула предпоследний, и он выскочил из шкафа совсем. В нём лежало то, что мы искали: косыночки, платочки, шарфики. Мы выбрали подходящий шелковый однотонный шарф. Сидя на корточках, я попыталась правильно вставить ящик обратно в деревянные пазы, но мне никак не удавалось попасть в них. Вместо пазов он попал ниже и ударился о стенку шкафа. Я опять вытащила его, но у меня так затекли ноги, что находиться на корточках уже не было сил. Поднявшись вместе с ящиком, я позвала участкового, который ходил по квартире, рассматривая обстановку, картины на стенах и дорогую посуду, в красивых горках.

– Товарищ участковый, подойдите, пожалуйста, – крикнула я, поворачиваясь к нему вместе с ящиком.

Он подошёл к двери комнаты и удивлённым взглядом стал пристально смотреть на то, что я держала в руках.

– Помогите вставить его обратно, я все ноги отсидела, тяжёлый…

– А что это с него сыплется? – удивлённо спросил участковый.

Я отодвинула руки в сторону, желая посмотреть на тыльную перекладину ящика, куда так упорно вглядывался участковый, но вместо этого увидела, как с него мелкими перламутровыми шариками сыплется ртуть. В ужасе я машинально бросила ящик на пол. От него маленькими брызгами разлетелись блестящие капли.

– Забирайте вещи и покиньте помещение, – скомандовал полицейский.

Схватив шарф и платье, мы прошли в коридор. Пока молодой капитан искал понятых, пока мы ждали опергруппу, вызванную им, и пока мужчина в штатском заполнял какие-то бумаги, мы ждали, когда он напишет объяснение о находке, в котором мы должны были расписаться. Прошло часа два-три.

– Вы понимаете, что это убийство? – спросила я мужчину в штатском.

– Это вы о чём? Ваша подруга погибла в автокатастрофе, – спокойно ответил он мне.

– Это вы о чём! Это же очевидно, что её кто-то долго и планомерно травил ртутью! Надо дело заводить и искать убийцу. И ещё надо проверить, почему произошла эта авария. Машина у неё была в полном порядке, и она за день до убийства выезжала на ней. Мы все свидетели!

– Это не ко мне. Если заведут дело, все вопросы к следаку. Вы свободны, – отчеканил он. Потом глянув на меня, произнёс, – не мешайте, гражданка. Сами себя задерживаете! Дайте дописать спокойно.

– К следаку? Следователю что ли? – уточнила я неизвестную доселе мне терминологию, – даже не сомневайтесь! Обращусь, ещё как обращусь! А то вам милиции лишь бы человека закопать, и дело шито-крыто! – глядя на его спокойствие, во мне стала подниматься буря возмущения.

– Не милиция, а полиция, – подлил масло в огонь, тихим замечанием участковый.

– Это чёрти что! Названия поменяли, полицейские, понимаете ли, ещё бы жандармами назвались! Суть прежняя осталась!

– Дамочка, успокойтесь, – безразличным тоном стал останавливать меня мужчина в штатском костюме, – всё, распишитесь вот здесь.

– И не дамочка, дамочку нашёл! – Алевтине, легонько подталкивающей меня в спину, наконец, удалось закрыть за собой дверь квартиры. Взбудораженная безразличием молодого полицейского, я забыла, что в доме существует лифт и стала спускаться по высоким ступеням лестничного пролёта с третьего этажа, всё время, оглядываясь в сторону квартиры Людмилы и громко возмущаясь при этом.