Екатерина Вильмонт - Дама из сугроба

– Снега нет, – с грустью произнес отец. – Зимой без снега все имеет какой-то сиротский вид.

– Собаки у тебя нет? – спросил Тимур.

– Нет. После Лорда, был у меня такой пес, душа-человек, не могу… Не хочу другого.

Сергей Сергеевич открыл дверь ключом.

– Авдотья Семеновна, мы приехали.

– Лешка, приехал все-таки! – обняла сына мама. – Ну зачем? А как же Вика? Она наверняка огорчилась?

– А чего ей огорчаться? Она осталась в Париже, – пожал плечами Алексей.

– А ты улетел? Она, наверное, обиделась?

– Это ее глубоко личное дело. Мне это уже не интересно.

– Лешка, что случилось? Вы поссорились?

– Мы расстались.

– Лешка, это бесчеловечно! – рассмеялась мама, в глубине души очень довольная. Ей не слишком нравилась Вика. – Девочка первый раз в Париже…

– Я ее предупреждал, что вернусь до Нового года.

– А она что же, осталась у Павла?

– Да. Они, похоже, понравились друг дружке, а я не возражал. Мне так лучше. Спокойнее.

– Какие вы все, мужики, противные! – сморщила носик Александрина Юрьевна. – Фу!

– Мамочка, а как ты?

– Нормально. Нет, я – отлично, просто супер! Обживаю новый дом и счастлива. У меня никогда не было такой роскошной мастерской. Все устроено именно так, как мне нужно. Но теперь надо еще больше работать, мне это счастье влетело в копеечку. Но заказов тьма, так что только успевай поворачиваться. Да еще в сентябре выставка предстоит. Да, ты где намерен встречать Новый год?

– Может, с тобой?

– Даже не вздумай! Езжай к Борьке, веселись там, а я не пропаду!

– Да уж, такие красавицы не пропадают!

– Ладно, не подлизывайся.

– Да, у тебя тут здорово, мам! А почему ты камин не сделала? Ты же собиралась?

– Да ну его! Знаешь, я тут писала портрет одной ну очччень богатой дамочки, так она мне демонстрировала свой камин, и все приговаривала: «Представляете, настоящий каррарский мрамор!» И с таким придыханием. Мрамор-то может и настоящий, а сама она вся поддельная, губы, сиськи. Брр! И ведь уверена, что все должны ей завидовать. А как она с прислугой разговаривает. Я чуть со стыда не сгорела.

– А ты почему?

– Мне за нее было стыдно.

– Но хоть расплатилась честно?

– Да. Со мной ее муж расплачивался. Он как раз практически нормальный, жутко замотанный мужик.

– Олигарх?

– Да почем я знаю! Но явно очень богатый. Обмануть меня он не решился бы, понимал, что могу ославить…

– Ох ты и крутая, мама! А что батьки́?

– Вроде все в норме. Звонят, интересуются.

– Знаешь, мне дядя Марик прислал тысячу евро в Париж! Мам, ты ему скажи, не надо было! Неудобно!

– Сам говори! А лучше бы просто сказал спасибо. Он тебя обожает, своего сына у него нет, и он от штуки евро не обеднеет.

– Я понимаю, но… Я ведь и сам уже кое-что зарабатываю… Но вообще-то это было кстати, я Вике триста евро оставил.

– А чего не пятьсот? – рассмеялась Александрина Юрьевна. – Жаба задушила?

– Нет, просто тогда бы мне не хватило на подарок тебе.

– Ой! И что за подарок, Лешка?

– Я не знаю, понравится ли… Я сейчас!

Он выскочил и побежал к машине. Вернулся с большим красивым пакетом.

– Вот, мама, примерь!

И он достал из пакета что-то меховое.

– Лешка, ты рехнулся?

Это оказалась меховая жилетка, легкая и очень красивая.

– Это жутко модно, мам, особенно для женщин за рулем. Мне сказали, что она связана из норки, как, я не понял.

Он подал матери жилетку, она надела ее. Жилетка оказалась невесомой и очень ей шла.

– Лешка, спасибо тебе, красотища! Только зря ты столько денег потратил.

– Почему зря? Тебе идет! И я же люблю свою мамашу.

– Не смей звать меня мамашей! – шутливо щелкнула сына по носу Александрина Юрьевна. – Да, если на толстый свитер, будет здорово.

– Мам, а ты понимаешь, что значит – связано из норки?

– Не очень понимаю, как это, но знаю, видала, у меня даже есть такой шарфик, только другого цвета.

– Значит, меня не надули.

– Идем, будем праздновать, все-таки день рождения.

– А ты гостей не звала?

– Куда мне гости, я еле жива! Вот на старое Рождество устроим новоселье, тогда и отпразднуем. А до тех пор я отдыхаю! Все уже отпоздравлялись, я всем сказала, что жду их седьмого. Но твоя помощь будет нужна ближе к делу! Я могу на тебя рассчитывать?

– Вопрос дурацкий, как минимум!

Они сели за стол в новенькой очень красивой кухне.

– Надеюсь, ты сегодня здесь переночуешь?

– А что?

– Ты ответь!

– Безусловно, переночую.

– Тогда вспомним молодость!

– Ура! – завопил Алексей.

Мама подала на стол сосиски с картофельным салатом, достала из холодильника баварское пиво, а потом еще и воблу. Когда-то они именно так отметили его восемнадцатилетие к вящему возмущению бабушки.

– Вы бы еще семечки лузгали! – негодовала она.

– А что? Роскошная идея! – хохотала мама.

Бабушка в прошлом году умерла. И хотя они часто не понимали друг друга, но с ее уходом оба поняли, что осиротели.

Они помянули бабушку, вопреки традиции чокнувшись дивной красоты баварскими пивными кружками и, доев сосиски, принялись колотить воблой о массивный деревянный стол. При этом оба хохотали как сумасшедшие. Как они любили друг дружку в этот момент, впрочем, они всегда любили друг друга.

– Знаешь, мам, я когда подъехал к дому, вдруг увидел его совсем другими глазами, вроде как со стороны, он не просто красивый, а какой-то особенный, впрочем, ты у меня тоже особенная, мамочка!

За завтраком отец сказал:

– Ты, Тимка, вовсе не обязан сидеть тут с утра до вечера. Езжай в город, ты же мечтал побродить по улицам, поглазеть на новую Москву, вот и езжай! А я буду работать. Если вдруг решишь заночевать в городе, вот тебе ключи от квартиры, только, пожалуйста, позвони, предупреди.

– Спасибо, папа, я, пожалуй, так и сделаю.

– Может, возьмешь машину? У тебя же есть права?

– Пожалуй, не стоит, и доверенности нет и, сам же говоришь, проблемы с парковкой… Я на электричке, как раз приеду к трем вокзалам, а там разберусь.

– У тебя есть какие-то конкретные планы?

– Нет, ничего конкретного.

– Ну, тогда ступай с миром.

До станции было пятнадцать минут пешком. Как жаль, что почти нет снега, вид не тот… И вдруг он вспомнил, что Венька Лебедев, его школьный друг, жил в пяти минутах ходьбы от вокзала. Они с первого класса сидели за одной партой и слыли отпетыми хулиганами. Но после школы Венька вдруг решил умотать из Москвы на Камчатку к ужасу его мамы, Натальи Олеговны. И уехал. Первое время присылал матери и лучшему другу довольно длинные и хорошо написанные письма с восторгами по поводу камчатской природы, потом написал, что его взяли на рыболовецкий траулер матросом, что тоже повергло его в восторг, поистине щенячий, и в кромешный ужас Наталью Олеговну. А потом у Тимура началась бурная студенческая жизнь. Он поступил на мехмат, влюбился, женился, развелся и все за один год. А еще через два года он, благо была такая возможность, слинял в вожделенную Америку, которой тогда бредили многие из его окружения. Отец был категорически против, но что он мог поделать со взрослым сыном?