Лори Спилман - Список заветных желаний

– Что ж, делать нечего, – тяжело вздыхаю я. – Но если в ближайшее время у него появится окно, пожалуйста, свяжитесь со мной. Очень вас прошу.

И тут я слышу название своей станции, засовываю телефон в карман и начинаю пробираться к выходу.

– Удачного дня, – говорит мистер Барберри, когда я протискиваюсь мимо него.

– И вам того же.

Я выхожу из вагона, и волна меланхолии накрывает меня с головой. Брэд Мидар уезжает в отпуск, и мне это вовсе не нравится. Интересно, куда он собирается? Один или с девушкой? За все время нашего знакомства у меня не было возможности узнать, в каком состоянии его сердечные дела. Сам он никогда об этом не заговаривал. Да и с какой стати? Я всего лишь его клиентка, одна из многих. Но Брэд – единственная ниточка, связывающая меня с мамой. Ее посланник, исполнитель ее последней воли. Неудивительно, что я так нуждаюсь в нем. Как потерявшийся щенок, я увязалась за первым встречным человеком с добрым лицом.

Когда мама была жива и здорова, по четвергам мы устраивали семейные вечера. Вся семья собиралась за столом в мамином доме, и беседа лилась так же непринужденно, как и вино «Совиньон блан». Мама сидела во главе стола и умело направляла нить разговора: то на политические события, то на наши повседневные дела, то на личные проблемы каждого. Сегодня, впервые после смерти мамы, Джоад и Кэтрин предприняли отважную попытку возродить чудесную атмосферу тех вечеров.

Джоад встречает меня и целует в щеку:

– Спасибо, что приехала!

Он еще не успел снять полосатый фартук, повязанный поверх замшевого пиджака.

Я сбрасываю туфли. Ноги мои утопают в пушистом белом ковре. Джоад в отношении дизайна интерьеров придерживается классических традиций, а Кэтрин больше привлекает современность. Результатом подобного сочетания вкусов явилась их безупречная квартира, выдержанная в белых и бежевых тонах, украшенная оригинальными живописными полотнами и образчиками современной скульптуры. Честно говоря, эта просторная стерильная квартира кажется мне удручающе холодной и совсем не уютной.

– Вкусно пахнет, – замечаю я.

– Это запеченное седло ягненка, – сообщает Джоад. – Скоро будет готово. Что-то ты задержалась. Джей и Шелли уже принялись за второй стакан пино.

Как и следовало ожидать, мамино отсутствие ощущается, словно зияющая дыра, в которую тянет сквозняком. Мы пятеро сидим в прекрасно обставленной столовой, из окон которой открывается вид на реку Чикаго, и делаем вид, что не замечаем этого сквозняка. Опасаясь тягостного молчания, болтаем без умолку. После двадцатиминутного доклада Кэтрин, посвященного доходам «Болингер косметик» и планам расширения компании, главным предметом разговора становится моя персона. Кэтрин осведомляется, почему со мной не приехал Эндрю. Джей хочет узнать, не устроилась ли я уже работать учительницей. Каждый из этих вопросов заставляет меня внутренне содрогнуться, как очередной толчок землетрясения. Чувствую, мне необходима передышка. Когда Джоад встает, чтобы покрыть карамелью свой знаменитый кулинарный шедевр – крем-брюле, я, извинившись, отправляюсь в туалет.

Пересекая холл, я бросаю взгляд в направлении логова Джоада. В небольшую, обшитую панелями красного дерева комнату, кабинет и святилище брата, я никогда не захожу без приглашения. Знаю, в запертых ящиках шкафов у него хранятся коллекционные бутылки шотландского виски и хумидоры с кубинскими сигарами. Не знаю, зачем они ему, ведь курить в доме Кэтрин все равно запрещает. Проходя мимо открытых дверей кабинета, я замечаю на столе нечто, привлекающее мое внимание, и замираю на месте, вглядываясь в полумрак.

Нет, никакой ошибки быть не может. На письменном столе лежит записная книжка в красном кожаном переплете. Мамина записная книжка, которую я так долго и безуспешно искала.

Что за черт?! Я вхожу в кабинет. Разыскивая пропавшую книжку, я спрашивала о ней у всех, включая Джоада. И он заверил меня, что в глаза не видел никакого красного блокнота. Я хватаю находку и, не в силах терпеть ни секунды, начинаю ее листать. Вижу мамин почерк, и в груди у меня теплеет. Первая запись в дневнике датирована летом 1978 года. Лето накануне моего рождения… Да, этот дневник поистине бесценен. Неудивительно, что Джоад захотел его заполучить. Но зачем понадобилось похищать его у меня? Неужели он думал, я буду владеть таким сокровищем одна, не поделившись с ним и Джеем?

Но не успеваю я прочесть хотя бы строчку, как из холла доносятся шаги. Это Джоад! Я впадаю в оцепенение, подбирая слова, чтобы рассказать ему, как обнаружила дневник. Но внезапно внутренний голос приказывает мне молчать. Если Джоад скрыл от меня, что нашел дневник, это может означать лишь одно: он не хотел, чтобы я прочла его. Джоад проходит мимо, не заглянув в открытую дверь. Я испускаю вздох облегчения, прячу красную книжку под джемпер и выскальзываю из кабинета так же бесшумно, как туда проникла.

Надев пальто и застегнув его на все пуговицы, я вхожу в столовую:

– Прости, Кэтрин, но мне придется вас покинуть. Я себя неважно чувствую.

– Давай мы тебя отвезем, – предлагает Шелли.

– В этом нет необходимости, – качаю я головой. – Возьму такси. Извинитесь за меня перед Джоадом.

Я покидаю квартиру, пока брат не успел узнать о моем бегстве.

Когда за мной захлопывается дверь лифта, я облегченно вздыхаю. Помоги мне, Боже, я, кажется, стала воровкой! Правда, украла я то, что принадлежит мне по праву. Я вытаскиваю обретенное сокровище из-под джемпера и прижимаю к груди, словно это мамина рука. О, как я тоскую по ней в эту минуту! Она всегда чувствовала, когда мне нужна помощь.

Лифт, вздрогнув, ползет вниз. Голос разума советует мне приняться за чтение дома, уютно устроившись на кровати и включив настольную лампу, но я не могу совладать с охватившим меня нетерпением.

К тому моменту, как двери лифта раскрываются, я разбита, раздавлена, уничтожена. Доковыляв до стула в углу вестибюля, я бессильно падаю на него. Загадка, которая мучила меня всю жизнь, наконец разрешена.

Возможно, прошло несколько минут. Возможно, несколько часов. Короче говоря, я понятия не имею, как долго просидела в оцепенении, прежде чем услышала голос брата.

– Бретт! Прошу тебя, не открывай этот блокнот! – приглушенным голосом молит Джоад, приближаясь ко мне.

Я не отвечаю. Я лишилась дара речи. И не могу двинуть ни рукой, ни ногой.

– Господи боже! – Он опускается передо мной на корточки и хватает красную книжечку, лежащую на моих коленях. – Я так надеялся догнать тебя, пока ты это не прочла.

– Почему? – Собственный голос доносится до меня, как из тумана. – Почему вы решили, что от меня надо это скрывать?