Роман Сенчин - Дождь в Париже

Сквер был отличным местом для игры в войнушку, казаки-разбойники, идеальным уголком для прогулок с понравившейся девушкой, поцелуев на узеньких дорожках… Правда, можно было опять же нарваться на старшаков, которые запросто, желая показать девушке, какое ты чмо, потребуют вывернуть карманы или велят принести через пятнадцать минут пачку сигарет с фильтром – независимо, четырнадцать тебе лет или семнадцать. Но нарыв на старшаков был в сквере не самым страшным: сюда часто совершали вылазки правобережные.

На правом берегу Енисея жило мало людей. Несколько кварталов избушек, десятка два шлакоблочных двухэтажек. Рядом, у подножия широкого увала, – огромная свалка, называвшаяся официально «полигон бытовых отходов», АТП, какие-то предприятьица, маленькие, но щедро дымившие своими невысокими трубами, тут же – тюрьма.

Правобережные считали себя обделенными, жителями задворков, поэтому ненавидели более благополучных левобережных и остервенело месили им рожи кулаками и ботинками, а то и велосипедными цепями…

Сегодня обошлось – удачно добрались до остановки; минут через десять подошел автобус, и, хоть желающих уехать на свои участки в этот сентябрьский субботний вечер оказалось много, получилось забраться в середину желтого кособокого от частого перегруза ЛиАЗа. Там, в середине, давка была слабее. Марина Лузгина даже села, и ей на колени поставили рюкзак с драгоценной брагой. Топкин стоял рядом с Ольгой, чуть сзади, и при каждом толчке прижимался бедрами и пахом к ее бедрам и попе – и мягким, и упругим одновременно.

Когда автобус поднимался в гору по улице Салчака Токи, Андрей осмелел и, как бы придерживая, обнял Ольгу за талию, положил ей ладонь на тугой впалый живот. Ольга не сбросила руку, не отстранилась. Наоборот, как-то еле уловимо подалась к нему.

– Господин Томин!.. Господин Томин, мы отправляемся!

Топкин обернулся на настойчивый голос и увидел встречавшую их группу девушку. Она с некоторым недоумением смотрела на него.

– А, да, иду!..

Дождь был мелкий, но плотный, и Топкин чувствовал, как его волосы напитались влагой. Правда, негустые уже волосы, не то что раньше – плотная шапка проволоки: даже машинка парикмахера буксовала, а когда стригли ножницами, раздавался треск.

– Господа, поторопитесь, – говорила девушка засовывающим чемоданы и сумки в багажную нишу над днищем автобуса, – здесь разрешено стоять не более трех минут… Проходите, проходите в салон, – это уже ему, Топкину.

– Спасибо.

Он поднялся в теплое нутро автобуса. Сел к окну. Утерся носовым платком, понаблюдал за суетой размещения и достал бутылочку. Отпил немного. Все равно скоро спать. Дождь к тому же… не погуляешь.

– Быстро совершаю перекличку! – голос в микрофон. – Пожалуйста, Аверьяновы, четыре человека.

– Здесь, – взметнулись дружно четыре руки.

– Арбузовы, два человека.

– Присутствуют…

Двери автобуса мягко закрылись. Тронулись.

– Васильев.

– Я, – густой бас.

– Хорошо… Дроздовы, трое…

Ожидание своей фамилии утомляло; скорей бы услышать, откликнуться и задремать… Топкин сделал еще глоток и съел ломтик шоколадки «Таблерон».

Автобус остановился.

– Мы отъехали на свободный участок, – объяснила девушка. – Продолжим… Если кого-то нет, будем искать.

– Да все тут! – заявил мужской голос, явно нетрезвый. – Париж хочу быстрее!

Девушка не обратила на этот выкрик внимания:

– Савельева.

– Здесь.

– Суровцевы, три человека.

– Мы! – детский звоночек.

Топкину стало муторно от этого голоска. Так бы мог выкрикнуть и его сын Даня. Мог сидеть здесь рядом… Наверняка в Диснейленд проситься бы стал, Топкин бы мягко отказывал – билеты дорогие, то-сё… А потом бы повез.

– Том… Топкин.

– Я, – негромко, но четко сказал он и облегченно отвалился, нашарил рычажок и откинул спинку, почти лег. Слава богу, сзади никто не возмутился.

– Юренёва.

– Тут!

– Всё. Спасибо! – Уже не озабоченный, а приветливый голос: – Спасибо, что вы оказались столь дисциплинированными и мобильными… Итак, я приветствую вас на французской земле. Меня зовут Анна Потапова, и я помогу разместиться вам в отелях. Мы отъезжаем от аэропорта Орли. Дорога до района, где размещаются наши отели, составит порядка тридцати пяти – сорока пяти минут. Позволю себе занять это время полезной, на мой взгляд, информацией о Париже…

Почему они не ездили тогда на дачи каждые выходные? Девчонки отказывались. Ломались… боялись… Да и они, парни, вели себя не очень. Дурачки. Тоже, подобно буграм, всё понтовались, пытались из себя что-то корчить… Зачем, например, в тот раз так нажрались этой браги?

Доехали отлично. И по дороге без слов, разговоров все еще больше сблизились. То есть сблизились пары. Топкин с Ольгой, Белый с Мариной, Боб с Ленкой, Саня Престенский с Юлькой. Конечно, симпатии обозначились давно, но за эти полчаса стали, казалось, прочнющими.

Дом Боба стоял в старой части дачного поселка – первая остановка, третий переулок.

Когда-то, в начале восьмидесятых, дач в Кызыле почти не было. На правом берегу, в тополевом лесу, находилось десятка два просторных участков для партийной, творческой верхушки республики. Остальным как бы и не требовалось. Во-первых, овощами и основными фруктами вроде яблок, груш город снабжался исправно, а во-вторых, Кызыл больше чем наполовину состоял из частного сектора – изб с огородами. Да и у многих жильцов пятиэтажек были в городе клочки земли – три-шесть соток, – на которых можно было выращивать морковку, лук, редиску, немного картошки, корней двадцать помидоров.

Но в середине восьмидесятых начались перебои с продуктами, плюс к тому частный сектор в центре сносился, на его месте строили многоквартирники. И по обоим берегам Енисея стали разрастаться дачные кооперативы.

Родители Пашки Бобровского одними из первых получили землю под дачу на левом берегу. Теперь здесь стояли крепкий бревенчатый дом, баня, сарай, крошечный сад – с десяток вишен, яблонь, ранеток… Треть участка занимала картофельная деляна.

Сейчас картошка была уже выкопана, из подсохшей земли высовывались зазеленевшие от солнца клубеньки, которые из-за мелкости не стали собирать.

Пацаны без промедлений соорудили посреди делянки самодельный мангал из кирпичей, развели костер. У Юльки была с собой замаринованная баранина, у Ольги – дефицитные сосиски.

«Может, затопить баню, а?» – предложил Боб с таким явным подтекстом, что даже парни испуганно отказались.

Белый увидел в домике удочки:

«Чуваки, а давайте порыбачим! Самый момент сейчас».

«Какой момент?» – не поняла Марина Лузгина.

«У рыбы жор как раз перед зимой. Клевать должно бешено… Айда на Енисей!»