Мария Кондратова - Сигнальные пути

Через дорогу был школьный сад с цветущими яблонями, под ними, разложив атлас Синельникова на траве, мы готовились к сдаче экзамена по анатомии. В киоске на Клочковской принимали стеклотару, когда становилось совсем невмоготу, можно было пройтись по студгородку, насобирать бутылок и купить себе шоколадку или пару бананов, или замороженного минтая, на котором наледи было больше, чем рыбы.

Странное дело, я никогда не думала о своей юности как о «голодной». А как начну вспоминать, обязательно получается «про еду».

Лекс кашлянул, возвращая меня в реальность. Я опомнилась. Подошла к окну.

– Летом здесь пекло наверняка… – протянула я, трогая оконную раму, с которой сыпалась старая краска.

Лекс улыбнулся:

– Вот видите, жена не в восторге.

Агентесса – усталая особа с безрадостной линией тонких, неаккуратно накрашенных губ – вяло возразила. Лекс переспросил, наклонился к ней, что-то сказал. Женщина улыбнулась. Я отвернулась и ушла в кухню. Когда я вернулась, они звонили хозяйке. Лекс уже сбил цену на три тысячи и теперь обсуждал условия рассрочки. У хозяйки не было никаких шансов. Мы ушли со словами «надо подумать», но женшина с папкой выглядела обнадеженной. Лекс спорил, как человек, всерьез заинтересованный в приобретении. Только я одна знала, что это ровным счетом ничего не значит. Лекс торговался везде и всегда, он называл это «держать себя в хорошей профессиональной форме». «Если мои тренинги по продажам перестанут пользоваться успехом, я всегда смогу организовать тренинги по покупкам», – любил говорить он. Я слышала эту шутку столько раз, что перестала улыбаться. Но он действительно умел уболтать.

– Берем? – шепнул он, когда мы спускались по лестнице. Словно его действительно интересовало мое мнение и согласие. Впрочем, деньги частично были и мои, отложенные из прежних гонораров, так что, может, и интересовало.

От идеи найти работу по специальности после университета пришлось отказаться сразу – зарплаты в науке были даже не смешные – позорные. Призвание на хлеб не намажешь – в этом я была вполне солидарна с Лексом, оставившим лазеры и прочую сверхтекучесть для того, чтобы сделаться бизнес-тренером. Я же несколько лет довольно лихо копирайтила для разных женских изданий и детских энциклопедий, пока окончательно не засела дома с Машкой. Писала на русском для Москвы, на украинском – для Киева. Лишь бы платили.

– Берем, – быстро ответила я. Вот теперь и маме позвонить не страшно.

Когда мы вышли на улицу, вдруг повалил снег, и сразу все стало светло, очевидно, прозрачно. Новый год, новая квартира, новая долгожданная жизнь. Не сговариваясь, мы сбежали вниз к источнику, а там со смехом прятались за деревьями, пили ледяную колючую воду и целовались заиндивевшими, почти бесчувственными губами, согревая их дыханием друг друга. Город мгновенно помолодел, похорошел под легким белым покровом, и я впервые за долгое время ощутила в сердце что-то похожее на надежду. Мы попросили санки у какого-то малыша и лихо скатились с горки прямо навстречу густеющему на глазах…

…снегопад закончился под утро. Выглянуло солнышко. По случаю Восьмого марта работать решили до обеда. Клеили обои в маленькой комнате на втором этаже. Светлана показала мне, как аккуратно разглаживать бумажные полотнища от центра к краю, чтобы не было морщин, и подгонять стыки. Несколько часов работы, шесть рулонов обоев, ведерко мутного клея, похожего на молочный кисель, и безрадостный бетонный бункер с окном, глядевшим в пустое серое небо, превратился в аккуратную светлую комнатку пастельных тонов. В коридоре ждали своего часа листы коричневого линолеума, в проеме весело скрипела новенькая желтая дверь. Рулила процессом маленькая длинноносая блондинка с темпераментом электровеника. Закончив прилаживать последний кусок обоев, она соскочила со стремянки, вытерла руки о рабочие штаны и объявила: «Баста! Девочки хотят праздновать!»

Светлана была шумной, нахальной, энергичной. Такие, как она, приходят в этот мир, чтобы исправить ошибки, сделанные такими, как я. Именно так выразился хозяин, позвонивший мне сразу после Рождества: «Кажется, я нашел решение проблемы». Я была проблемой. Света – решением.

Я была благодарна ей за шум, движение, жизнь, за быстрое и неотвратимое расколдовывание пыльной зачарованной квартиры в обыкновенное человеческое жилье без причуд. За то, что я снова двигалась, поднимала и опускала руки, а не лежала сутками напролет, отвернувшись лицом к стене, а спиною – к требовательному рыбьему рылу. К красно-черной палачевской голове, смотревшей на меня из аквариума твоими глазами.

Звонила мама, звала к себе на Новый год. Я отказалась. Не знала, будет ли мне куда возвращаться. Я боялась объяснений, неизбежных при личной встрече, по телефону удалось отделаться дежурным «все хорошо». Мама хохотала, рассказывая о проделках племянников и перебирая хозяйственные заботы, и мне не хотелось лезть в ее наконец-то наладившуюся жизнь со своими невнятными и неразрешимыми проблемами. Честно говоря, я просто не представляла, как и о чем мне теперь говорить с этой бодрой, полной сил женщиной. Общее горе нас связывало, счастье – разъединило. Восемь лет назад она перебралась из Украины к родне на Урал и разом обрубила этим отъездом всю свою прежнюю жизнь, включая меня. В тот момент я восприняла это почти с облегчением, у меня не было тогда другой жизни, кроме тебя, совесть укоряла, но сердце не вмещало двоих. А теперь… Как бы ни хотелось порой выплакаться в теплые мамины колени, как в детстве, было, видимо, уже поздно что-то менять в установившихся отношениях – хороших, но не близких.

Наши милые нахлебники-квартиранты разбежались за несколько дней, стоило заговорить о деньгах. Последней с виноватой улыбкой съехала Кристина – подруга из архива предложила ей пожить пока у нее, а мне деваться было некуда, и я оказалась одна в пустой квартире, по которой ночами бродили дикие, необъяснимые звуки, словно эхо другой, так и не прожитой мною жизни.

Пятнадцать лет назад я лежала точно так же, отходя от предательства и разрыва. Другая страна, другой мужчина, но та же самая боль, не оставляющая места ни для чего более. Жизнь удивительно однообразна, если смотреть на нее из разоренной постели. Меня удивляло собственное состояние – мы не особенно хорошо жили последние годы, и я могла бы чувствовать облегчение, но ощущала только отчаяние, словно потеряла счастье, которого давно не было.

Общие друзья, оказавшиеся на проверку только твоими друзьями, встречали меня недоверчиво, в рассказе о твоем исчезновении им чудилась какая-то темная недосказанность. Никто и ни в чем не обвинял меня прямо, упаси бог, но нехитрая мысль «от хороших жен так не уходят» легко прочитывалась в паузах между вежливыми и сочувственными словами.