Виржини Гримальди - Ты поймешь, когда повзрослеешь

У него, разумеется, были недостатки. Он, например, ел много лука, который плохо переваривал, брил торс, обожал смотреть по телевизору криминальные сводки, причем его особенно привлекали самые гнусные преступления. Он мог провести целый день не раскрыв рта, и если бы я первая не обращалась бы к нему, он так и не вымолвил бы ни слова. Он говорил «ареопорт». Но все это не шло ни в какое сравнение с его достоинствами. Нам было хорошо вместе. В общем, это были идеальные отношения, и я не сомневалась, что мы закончим наши дни вместе.

Первый звонок, настороживший меня, прозвенел два года назад. Я подхватила грипп, который на целую неделю превратил меня в постельную принадлежность. Я вставала только в туалет; каждая клеточка моего тела страдала от боли, я дышала как астматик и с трудом выдавливала из себя слова. И все это время я почти не видела Марка: работа, деловые встречи, визиты к родителям, посещение зубного врача… Мне казалось, он ищет повод, чтобы сбежать. А когда он был дома, то старался даже не заглядывать в спальню. Ритм его жизни пришел в норму вместе с нормализацией моей температуры. Мне пришло в голову, что он относится к тем людям, которые остаются с тобой пока все хорошо, но у них хватает совести исчезнуть, когда ты нуждаешься в их помощи. Возвращение мелких знаков внимания с его стороны разогнало мои страхи.

В тот вечер, когда умер мой отец, Марк просидел со мной до полуночи и ровно в двенадцать часов объявил, что я уже достаточно поплакала и пора ложиться спать.

– Завтра мне рано вставать, у меня встреча с итальянцами, надеюсь, ты не забыла?

Все его последующие дни были до отказа заполнены делами. Марк был так занят, что не смог сопровождать меня в Биарриц на похороны отца. Он сразу же прекращал телефонные разговоры, если мои стенания выходили за временные рамки, отведенные на них в его рабочем расписании.

Через десять дней, вернувшись в Париж, я сэкономила ему много времени, потому что собрала вещи в его отсутствие. На столе в гостиной я оставила записку, в которой в нескольких понятных фразах излагала причину своего ухода, так что нам не потребовалось выяснять отношения. Записка была короткой, и я допускаю, что могла употребить несколько грубых слов, прозрачно намекая ему на его ничтожество и узость взглядов.

– И как он отреагировал?

– Вообще никак. Но это было даже лучше, ведь я могла не сдержаться и наговорить ему такого!

– Ты все правильно сделала, Джулия! Если твой парень не поддерживает тебя, когда ты теряешь близкого человека, то он просто мерзавец, каких поискать. Он из тех мужиков, которые спутаются с медсестрой, пока ты лечишься от рака.

– Вот именно. Жизнь состоит не только из хороших моментов. Скажи, я тебя не очень обижу, если спрошу, откуда этот запах?

Марин шумно втянула носом воздух.

– Какой запах? Я ничего не чувствую…

– Не знаю, но пахнет чем-то едким, даже глаза щиплет. Похоже на нашатырь.

– О, черт!

Она вдруг вскочила и вихрем понеслась в ванную, повторяя «черт, черт, черт», потом я услышала шум льющейся воды.

Через несколько секунд за дверью послышался жалобный вопль.

– Я сейчас выйду из ванной, но поклянись, что не будешь смеяться!

Я подумала, что вряд ли сдержу слово, но все-таки клятвенно пообещала ей не смеяться и даже скрестила пальцы.

Дверь медленно открылась. Сначала показалась нога, потом рука и только потом голова. Я стоически боролась с собой, решив во что бы то ни стало сдержать обещание. Но при виде масштаба бедствия все мои благие намерения улетучились и меня буквально до кишок пробрал гомерический хохот.

– Я только хотела осветлить несколько прядей…

Расстроенное лицо Марин обрамляли еще мокрые волосы, испещренными ядовито-зелеными клоками.

– У этой дамы такие же щеки, как у Куки.

Четырехлетняя Элоиза внимательно рассматривает девяностодвухлетнюю Арлетту, которая, к счастью, забыла надеть слуховой аппарат.

– А кто это – Куки? – спрашиваю я.

– Моя собака. У нее отвислые губы, и с них капает слюна, как у этой бабушки.

Элоиза пока не знакома с дипломатией, но в наблюдательности ей не откажешь.

Сегодня обитатели «Тамариска» участвуют в новом эксперименте: их навещают ребятишки из ближайшего детского сада. Идея исходит от директрисы детского сада, которая утверждает, что такой обмен оказывает благотворное влияние как на детей, так и на пожилых людей. Когда Анн-Мари спросила мое мнение, я тут же дала добро на это начинание.

Посетители редко приводят детей к нашим старикам. То ли они боятся потревожить остальных обитателей избытком их жизненной энергии, то ли не хотят травмировать малышей. А может, пансионерам самим неприятно, когда такое понятие как «жизненные циклы» грубо и бесцеремонно вторгается в их жизнь. В итоге пожилые люди большую часть времени проводят со своими сверстниками. Дом престарелых – это своего рода гетто для стариков, и иногда просто необходимо разбавить его атмосферу мгновениями беспечной невинности, детскими шалостями и бурной энергией.

Общий зал кишит восхищенными мордашками. Для ребенка выход за пределы детского сада – всегда счастье, будь то поход в библиотеку, зоопарк или дом престарелых, потому что все это связано с радостью открытия. Эта радость истощается с течением лет, постепенно замещаясь усталостью. Понять это несложно: предложите ребенку целыми днями играть только в камешки и деревяшки, и вы доведете его до истерики. А если взрослому человеку пообещать неделю в отеле на Сейшелах, он спросит, включены ли в проживание напитки.

Этим утром на моих глазах произошел удивительный феномен: малыши заразили своей жизнерадостностью стариков.

Луиза учила вязать двух девочек, которых поразило удивительное проворство ее рук. Густав проделывал фокусы перед тремя парами восхищенных глаз, часть малышей стояла в очереди, чтобы прокатиться в инвалидной коляске с Мохаммедом, Мэрилин одолжила девочкам свой шарф «Мисс Бабушка-2004», а Изабелль носилась от одной группы к другой, чтобы успеть всех сфотографировать и не пропустить ни одного кадра. Только Леон воздержался от участия, дав нам понять, что в его жизни и без того было «достаточно пацанов», чтобы ради них он прервал свои занятия. «Если я понадоблюсь, я у себя в студии».

Я переходила от одного обитателя «Тамариска» к другому, фиксируя свои наблюдения и их ощущения, хотя выражение их лиц и так говорило, что эксперимент удался.

– Какое счастье, – поделилась со мной Луиза. – С момента моего поступления сюда я не была так счастлива… Мне показалось даже, что я вернулась в прошлое, в те времена, когда я учила вязать своих дочерей. Правда, они были чуть лучше воспитаны.