Роман Сенчин - Зона затопления (сборник)

В выходные по целым дням могли не разговаривать, спать стали в разных комнатах, и в конце концов Юрий перебрался во времянку-бало́к, – которая была теплой и надежной – сруб с двумя окошками, на фундаменте, печка кирпичная. А еще месяца через два съездили в район, подали заявление на развод.

Сын пытался остановить, образумить, уговорить, но не помогло. Да и как-то этот разрыв плавно, без шума, без явного повода шел, что всем троим было удивительно: вроде и просить друг у друга прощения было не за что. И не за что зацепиться – Юрий не пил-запивался, не буянил, ни у него, ни у Татьяны не было никого на стороне. Но вот не могли больше вместе жить – и разошлись.

Про их развод в деревне поначалу не знали, но потом заметили, что Юрий сам по себе, а Татьяна сама по себе. Попытались пообсуждать эту новость и бы-стро бросили – не нашлось, по сути, что обсуждать: Масляковы вели себя мирно, даже вроде бы дружно (на огороде ковырялись поблизости, помогали друг другу), но все-таки – порознь. Отдельно.

Сын устроился в городе в строительную фирму, встал в очередь на квартиру… В селе серьезной работы давно не было – уже три десятилетия сидели на чемоданах, ждали переселения.

Ну, не то чтобы прямо сидели и ждали – что-то делали, даже избы ремонтировали, новые сараи ставили, но в голове держали, что не вечно так, что придется однажды подняться и уйти отсюда.

Часть людей сразу, еще в восьмидесятые, снялась, и эта часть, как жизнь показала, поступила мудро: тогда квартиру или дом получали без большой волокиты, и с работой было легче – рук везде не хватало.

В девяностые Большаково совсем уж было зажило как уединенный островок – на город и вообще на государство, которое разваливалось и гибло, не на-деялись, кормились своим хозяйством, тайгой; на время забыли о плотине под боком – ее бросили достраивать, и казалось, что вот-вот река размоет бетон, сметет, утащит прочь.

Но наступили новые времена, государство ожило, и возобновились разговоры, что электростанция необходима, что до запуска осталось-то всего ничего. А потом громыхнула авария на Саяно-Шушенской ГЭС, и тут заметались: срочно вводить в строй!

То, что долгие годы было хоть и неизбежным, но отдаленным, нескорым, пришло, застучало в ворота.

Летом две тысячи восьмого появились бригады зэков из колонии и принялись валить бензопилами лес по угорам.

Местные сперва возмутились, бросились к пильщикам, а те показали путевку: подготовка ложа водохранилища.

– Скоро и вас подготовят, – добавили. – Вы же ближе других к плотине.

А еще через несколько дней в клубе состоялось собрание. Прибыли представительные мужчины и женщины – какое-то начальство, – стали рассказывать о том, что строительство гидроэлектростанции наконец-то вступило в завершающую фазу и пришло время прощаться с селом. Переезжать.

– И куда-а? – плачуще спросила старушка в первом ряду.

– А ради этого мы вас и собрали, – ответили из-за установленного на сцене стола. – Будем выслушивать ваши пожелания, решать то, что в наших силах. Сейчас Станислав Борисович ознакомит вас с порядком…

И крупный мужчина в сером костюме и синем блестящем галстуке, вроде бы самый главный из начальства, напоминающий какого-то тылового офицера (местные тут же прозвали его Военкомом), стал объяснять, то и дело заглядывая в бумаги:

– Переселение регламентировано законом Красноярского края, принятым в октябре месяце прошлого года. Закон называется «Об условиях и порядке предоставления жилых помещений гражданам, подлежащим переселению из зоны затопления БоГЭС». Закон предусматривает одиннадцать категорий…

– Чего затопления? Бога-с? – раздался в зале насмешливый голос.

Мужчина не сердито даже, а недоуменно, что его так перебили, уставился на сидящих внизу, оторопел. Его выручил, видимо, его помощник – молодой человек в цветастой рубашке:

– БоГЭС – это Богучанская гидроэлектростанция. Одна из крупнейших гидроэлектростанций России.

– Так вот, – продолжил Военком, – законом предусмотрены одиннадцать категорий льготников, имеющих первоочередное право на квартиры. Это, конечно, ветераны ВОВ, далее…

– Вовы, вперед! – выкрикнул тот же голос; некоторые в зале хохотнули.

Военком дернулся и поднялся:

– Слушайте, кто там мешает… За глумление над ветеранами можно и под статью подпасть. Или на пятнадцать суток!

– О, мое переселение уже начинается, – обрадовался насмешливый – беспутный, но от природы умный парень Виталька Синицын.

– Так, покиньте зал, – приказал Военком.

– С чего это?

– Вы мешаете. Покиньте.

– А я ведь тогда не узнаю, может, я льготник какой. И вообще – тут моя судьба решается.

– Но действительно, молодой человек, – заговорила женщина, похожая на губернаторшу Петербурга, – нельзя так себя вести. Вы не даете людям сосредоточиться, уяснить важную информацию…

– А вам можно, что ли, говорить нечеловеческие слова?

– Какие – нечеловеческие?

– Эти Богэс, Вов… И назовите номер закона, по которому нас отсюда погонят.

– Никто вас не гонит. Мы заинтересованы в первую очередь, чтобы переселение прошло организованно, в цивилизованной форме.

– Кто – мы? – не унимался Виталька.

– Здесь и представитель краевого министерства инвестиционной политики, и представитель дирекции по подготовке ложа водохранилища, и районная администрация…

– Я-асно, серьезные люди почтили, – вздохнул Виталька. – Вопросов больше не имею. – И он в самом деле надолго умолк.

Военком огласил эти одиннадцать категорий льготников, и жители села порадовались: почти все семьи попадали в одну из категорий. Хоть ветеранов почти не осталось, зато много было тружеников тыла; были инвалиды, семьи с малолетними детьми, пенсионеры…

Большаковским предложили высказывать пожелания, кто куда хочет переехать.

– Что ж, я в Москву хочу, – появился было вместо Витальки новый шутник, но его тут же зашикали.

– Выбор, товарищи, хоть и велик, но ограничен нашим краем и Хакасией, – сказала похожая на губернаторшу.

– А при чем здесь Хакасия?

– Наши соседи готовы предоставить жилье в своих населенных пунктах. К тому же они наши партнеры.

– Аха, поселят под Шушкой, чтоб нас смыло всех…

– Давайте серьезно!

Выбирать оказалось трудно и страшно. Да и большинство городов и поселков из списка были для местных пустым звуком – никто там никогда не бывал, знакомых не имел.

Слабо помогала и разложенная на сцене подробная карта края. На нее таращились, пытаясь сообразить, разобраться. Начальство подсказывало:

– Вот ваше Большаково. Это – районный центр, город Колпинск…

– Ну эт я знаю.

– Вот здесь, южнее, Канск, Заозерный… А вот Ачинск, Шарыпово, Абакан.