Василий Лягоскин - Ландыши растут не только на Земле. Свет далекой звезды: история четвертая

Наконец поединщик от объединенного войска погнал коня на середину поля, где его уже заждался Пахлаван. Под мурганским богатырем был сейчас конь под стать всаднику. Громадный, неизвестно какой породы – а скорее всего беспородный, в котором природа смешала крови предков так, что они исторгли на свет самые крупные свои стати. Однако сейчас этому гиганту лошадиного мира противостоял скакун, не уступавший ему по мощи. Неизвестно, кто из этих животных победил бы, встреться они одни на один – в поединке за обладание стадом кобылиц. На этого необычного коня – абсолютно черного, лишь с белоснежными гривой и хвостом – обратил в первую очередь внимание Пахлаван, а за ним и мурганский владыка, и все его войско. Лишь потом губы мурганского богатыря прошептали, словно выплюнули имя: «Свет!». Умом, как уже отмечалось, Пахлаван природой был обделен; его мурганцу заменяла чудовищная сила, да еще ярость, заполнившая сейчас сердце и голову. Она и заставила его пришпорить коня так, что скакун жалобно закричал, кидаясь в бой гигантским прыжком.

Свет успел вспомнить турнир франских баронов; свою победу на нем. Та махина, что неслась сейчас на него, вполне могла отобрать титул у любого барона. И охотник, только недавно намеревавшийся пропустить мимо себя этот живой танк (не зря столько времени провел на Земле!), вдруг поменял свое решение. Он решил дать урок мурганцам – урок, который должен был заставить их забыть о захватнических планах надолго, если не навсегда.

– На любую силу найдется другая! – думал он, стремительно сближаясь с Пахлаваном, – а если это будет сила правды…

Два поединщика столкнулись с грохотом, какого еще не слышала ни одна армия этого мира. Мурганца – несмотря на его громадный вес – снесло бы с коня, заржавшего еще более громко от боли в порванных губах, если бы он не оказался наколотым на копье охотника, словно поросенок на вертел. Громадный скакун побежал, роняя с губ пену и кровь, вдоль выстроившихся армий, а Орлик даже не замедлил скачки, стремительно надвигаясь прямо на строй мурганских воинов, что отделял Гумирхана со свитой от поля битвы.

Скакун остановился перед самым строем, тонко уловив ту грань, за которой ему в грудь вонзились бы острые копья. А тело Пахлавана, который еще жил, буравил своими глазами лицо врага, продолжило свой путь. Сначала по толстому древку копья, оставляя на нем кровь и плоть, а потом по воздуху, через головы не дрогнувших воинов – прямо под ноги Гумирхана. Вот этот дрогнул, даже дернулся в сторону, что бы не видеть своего любимца, уже практически мертвого, не слышать его предсмертных хрипов. Только кто бы ему дал?

Свет тоже воспользовался силой инерции. Если полет Пахлавана проводили сотни изумленных взглядов, приземление охотника на ноги за строем мурганских воинов отметили, только когда он поднял над головой сверкнувшие на солнце мечи.

– Свет! – помертвевшим голосом выдохнул Гумирхан.

Охотник укоризненно покачал головой, словно говоря:

– А я ведь предупреждал, что бы ты не смел ходить за мной!

В следующее мгновение голова Гумирхана покатилась под ноги воинам, которым имя человека в сверкающих доспехах, внезапно возникшего среди них, ни о чем не говорило. И пусть это был умелый обоерукий боец – их то было тысячи! И воины бросились на этого отважного, но такого безрассудного бойца, который вдруг оделся непробиваемой защитой из стали. Но это могли видеть только передние ряды; в спину им толкались следующие, так что от смертельно опасной стали невозможно было увернуться. Войско словно забыло, что совсем недалеко выстроилось другое, и там тоже ждут своего часа тысячи воинов.

Объединенная рать бросилась вперед без лишних криков, без звука труб и мерного рокота барабанов. Первыми врага достигли всадники. Их было немного – всего три сотни, но эта лава прошла вдоль рядов неприятеля, повернувшегося к ним спиной, словно коса по утренней траве. Лава развернулась, и ударила уже вглубь – как раз в ряды дрогнувших предателей. Этот фланг мурганского войска полег полностью. Остальные побежали, теряя сначала храбрость, а потом оружие. Только в самом центре битвы – там, где собрались самые отборные, а значит самые умелые воины, по-прежнему двигался по направлению в подбегавшим уже пешим соратникам стальной вихрь.

Свет конечно ничем не рисковал – разве что одеждой. Да и та была сейчас скрыта под непробиваемой кольчугой предка. Было ли ему жалко чужеземных захватчиков, которых он сейчас награждал экономными – по одному на каждого – но от этого не менее смертельными ударами двух мечей? Нет – нисколько! Потому что в их взглядах, в которых сейчас исступленную жажду крови сменяла растерянность, а потом животный страх, он видел сгоревшие деревни и города, вереницы белокожих рабов, отправленных вместе с сокровищами на Черный континент, и трупы, трупы…

Он наконец остановился, потому что очередные удары его мечей не встретились с вражескими. Устрашенные противники бросали оружие и опускались на колени, подставляя повинные головы на милость победителя. Такой крови мечи пить не захотели. Вернее, их не захотели посылать на склоненные шеи руки охотника. Последний взмах – и клинки опять сверкнули на солнце, избавляясь от капель крови. Идеально чистые мечи (Свет вдруг вспомнил Кондурову – «чище, чем скальпель в руке хирурга») скользнули на место, в заплечные ножны. А вокруг уже выстраивались победители. Впрочем, воинам сейчас было не до победных кличей. Они ограничились одним, спугнув с веток близких зарослей воронье, и разбрелись собирать раненых и убитых товарищей; другие сгоняли в не такую уж большую толпу пленников.

Клич этот, кстати, спугнул не только хищных птиц. Совсем рядом наблюдал за битвой еще один отряд. Это была команда Авархана. В ней почти не было погибших; не оказалось и примкнувших в поисках ратной добычи разбойников. Зато были пленные. Их было не так много, зато какие!

Авархан совсем не спешил к грядущим сражениям. Он не преминул проверить по дороге еще одну сказку Би Рослана. Капитан не стал сворачивать к деревушке, где с ним поделились лодкой и пропитанием. А вот ущелье, что вело в чудесную долину провидицы, отыскал. И нагрянул туда со всем своим отрядом.

В горах было ощутимо холодно, а здесь – в долине, где глаз радовал и аккуратный домик, и поля, засеянные неизвестными капитану злаками, и маленький садик… Здесь было тепло. А из садика навстречу Авархану вышла его мать – в том обличье, в котором он запомнил ее еще мальчишкой. Он конечно сразу же понял, что перед ним колдунья, знавшая секрет перевоплощения.

– Ну так ведь она должна была откуда-то взять этот образ, – внезапно догадался он, – только из моей головы. А копнет поглубже…