Вера Петрук - Последний исход. Книга четвертая

Неприятный разговор был прерван появлением проводника из Пустоши, и Регарди вздохнул свободней. В молодости ему удавалось лгать лучше.

Серкет оказался пожилым кучеяром, от которого пахло старостью и временем, впрочем, как и от самой Пустоши. Его движения были плавными и неторопливыми, а шел он так, словно постоянно танцевал медленный газаят. Он почти не разговаривал с ними, знаками показывая, куда следует наступать. Когда Арлинг различил особый, едва уловимый аромат, которым по необъяснимой причине пахла кожа всех серкетов – и даже имана, ему стало спокойнее. Хоть что-то в этом мире оставалось прежним.

Пустошь Кербала, мечта всех учеников боевых школ Сикелии, последний оплот Нехебкая в мире людей, а теперь – гнездо предателей, выросла перед ними неожиданно, словно сама цитадель в нетерпении приблизилась, чтобы принять путников в свои объятия. Когда они двигались по висячему мосту надо рвом, Арлинг бросил вниз камешек. Три, четыре, пять салей… Через десять секунд камень стукнулся о стенку рва, после чего звук растворился в тишине, словно их накрыли колпаком, под которым не было ни времени, ни старости, ни молодости, ни жизни. Арлингу захотелось задержаться, чтобы понять, чем именно были вызваны ощущения безвременья, но серкет поторапливал, шелестя сухими кучеярскими словами. Миновав мост, халруджи понял, что спасение имана из Пустоши будет относиться к чуду. Пройти пятьдесят салей по участку, который хорошо просматривался и простреливался со стен крепости, было невозможно. Оставалось два варианта – проползти по дну рва или найти тайный подземный ход из Пустоши, который вывел бы их далеко за пределы территории со змеями. Последний вариант нравился ему больше, так как исследовать на себе ловушки рва, Регарди не хотелось.

Ворота закрылись с мягким хлопком, отрезав их от солнца и зноя. В Восточном Такыре всегда было светло – даже ночью, когда огромная луна и яркие звезды занимали весь небосклон, заливая сухую глину матовым светом. Оказавшись в крепости, они погрузились в царство тьмы.

Петляющий и плавно опускающийся вниз коридор сменился узкой лестницей, где с трудом расходились два человека. Стали попадаться серкеты, которые останавливались на небольших площадках, почти втискиваясь в стену, и терпеливо дожидались, когда они пройдут мимо. Вспоминая тех Скользящих, которые приезжали в Школу имана, и тех, которых он изредка встречал в разных городах Сикелии, Арлинг не мог найти сходства. Скользящие из городов были скитальцами, потрепанными жизнью и пустынными ветрами, изгнанными и гордыми, с каменным стержнем невидимой силы и могучим знанием солукрая, пусть и искаженного, в сердцах. Серкеты из Пустоши казались сытыми и довольными хозяевами мира, которые отказались от его суеты и роскоши, погрузившись в молитвы. Многие из них перебирали в пальцах бусы, похожие на те, которые использовали священники Амирона из далекой Согдарии. Здесь, в Пустоши Кербала, родина Арлинга казалась не более реальной, чем Нехебкай, имя которого было на устах каждого серкета. «Слава Нехебкаю!» – приветствовали они друг друга, и Регарди не мог избавиться от ощущения, что стал зрителем плохо поставленного спектакля.

Чем ниже они спускались, тем влажнее становился воздух. Арлинг предположил, что где-то поблизости протекали подземные воды – те самые, о которых рассказывал учитель. По словам имана, вся Сикелии была пронизана подземными реками, которые, словно кровеносные сосуды питали ее сердце, не давая засохнуть от вечного зноя.

Лестница неожиданно закончилась, обрушив на странников пространство огромного зала, который казался почти необъятным после узости спуска. На миг Арлинг потерялся, чудом удержавшись на краю карниза, который вился по стене подземной пещеры, опускаясь к подножью озера. Водоем заполнял весь зал, искажая звуки и отбрасывая на лица людей причудливые блики. Халруджи потребовалось время, чтобы определить, что поверхность воды испещрена островками и веревочными мостами, которые вели в многочисленные лазы и коридоры по ту сторону озера. Своды пещеры были густо изрезаны карнизами и уступами, по которым ходили люди в мантиях. Воздух шелестел от их плавных шагов и многоголосого шепота, повторяющего имя Нехебкая. Арлингу казалось, что бог серкетов проник ему в рот, прилепившись к горлу назойливой шелухой, которую ничем нельзя извлечь – только проглотить.

Лента карниза плавно отделилась от стены и подвела их к небольшому острову, который висел над водой на расстоянии меньше саля, соединяясь с другими островами веревочными мостами. Искушение забыть обо всем и окунуться с головой в темную глубь стало почти непреодолимым.

Когда Аттей вдруг остановился и принялся кланяться, Арлинг спохватился и, опустив Сейфуллаха, запоздало преклонил колени перед четырьмя серкетами, которые ожидали их на острове. Как бы он не хотел выделяться, его уже заметили и пристально разглядывали. Кто-то однажды сказал ему, что Скользящие умели читать мысли. Если это так, то его разговор с ними будет коротким. В зале было не меньше полсотни человек. «Скольких серкетов ты убьешь, прежде чем умрешь сам?» – пронеслось у него в голове, но другой голос, родной и близкий, прошептал: «Не зови смерть, Арлинг. Не спеши. Отдохни от нее, а она пусть отдохнет от тебя». Магда, его любимая Магда, как всегда пришла ему на помощь. «Еще немного, – подумал он, наслаждаясь ее близостью. – Милосердие к врагам – роскошь, которой у меня нет».

Вернувшись к четырем серкетам, застывшим, словно восковые фигуры, Арлинг вскоре понял, кто именно вышел их встречать. «Воины Нехебкая», особая каста Скользящих, владеющая тайным знанием Солукрая, были воплощением загадки, вместилищем тайных знаний и сокровищ, которые не имели блеска золота, но сверкали ярче солнца. В них было то, что всегда манило его в имане и заставляло грезить об Испытании Смертью. Они были опасны. Опаснее ивэев, отупевших от смерти и трупов, опаснее керхов, выжженных пустыней, опаснее его мыслей, которые цеплялись за прошлое, оголяя слабости и обрекая на поражение.

Серкет, стоявший впереди, внимательно выслушал Аттея, и, когда тот закончил, простер к ним руки, словно желая обнять странников, от которых еще веяло жаром такыра и зноем. Арлинг замешкался, гадая, что мог означать этот жест, но тут один юноша, который пришел с Аттеем, отделился от остальных и, подойдя к Скользящему, опустился перед ним на колени. Он так и остался сидеть у ног серкета, тогда как тот продолжал стоять с простертыми к ним руками.

«Бертран», – догадался Регарди, вспомнив, как звали настоятеля Пустоши. Всех ли гостей встречал лично главный жрец Нехебкая, или долгое отсутствие новых учеников, вызванное войной и вмешательством Подобного, заставило его изменить традиции? Человек, предавший имана, не имел права улыбаться. Волна неприязни захлестнула, усилившись, когда раздался голос врага.