Игорь Свиньин - Гончая Бера

И хотя он был сыном Говорящего с Духами, многие шептались, что если кто и есть хюсс нии, то это горбун, убивший свою мать при родах, и давно пора его темной крови оросить камни мыса кайр. Шептаться то шептались, но ведь предки его не отвергли, не назвали подменышем Хосэдэ. Значит, он родич и жить ему в племени.

В один из первых теплых дней весны Зоул сидел у входа в пещеру, а перед ним прыгали трое мальчишек и кричали:

– Хюсс, хюсс, страшный хюсс, Хюсс, хюсс скользкий хюсс…

Юноша был еще слишком слаб, чтобы гнаться за обидчиками. Взрослых поблизости не было, и проказники кидали в чужака мелкими камешками, он же только отмахивался.

Байс бесшумно вынырнул из кустов прямо за спиной у озорников и схватил двоих за короткие косички.

– Кто здесь хюсс, кто хюсс?! – прошипел он. От его зловещей ухмылки ноги у пойманных подкосились. – Я покажу, хюсс… рыба кончилась. Потрошить некого. А вы толстенькие…

Нужно было видеть ужас на лицах сорванцов. Они не то, что вырываться, даже кричать не могли и только раскрывали рты. А их товарищ давно исчез в кустах.

– Ну, кто хюсс? – встряхнул их горбун – только я могу, только я… услышу, выпотрошу…

Байс разжал пальцы, и его пленники упали на траву, вскочили и задали стрекоча.

– А ты не будешь охотником, хюсс, – прошипел нежданный спаситель, повернувшись к юноше, – иди потроха таскать…

«Нет уж, мне не нужно жалости. Лучше быть изгоем, чем немужчиной!»

– Я приму решение совета, мудрейший, – склонил голову юноша. – Я уйду на рассвете…

– Не спеши, – в голосе старого рыбака послышалось недовольство глупой гордостью мальчишки. – Ты не дослушал меня, а уже выбираешь тропу. Я бы хотел оставить тебя в племени. – Слова Гуора звучали мягко, успокаивающе. Прохладными снежными хлопьями, падая в горячий жар обиды, приглушая его. – Из тебя получится отличный охотник. Ты слышишь лес лучше, чем Раес безухий. Молчи, он сам говорил мне. Не знаю, кто ты рожден, но зла в тебе не вижу. И все же решение совета старших выше моего слова. Молчи, слушай! Да, ты не сможешь стать мужчиной на исходе этой луны, но это не значит, что тебя изгонят. Если останешься среди нас, младшим, то к новому солнцу решение старших может перемениться. Хотя… есть и иной путь. Завтра на рассвете Зимер и Савин отправятся к порогу дома Матери Всех. Они пойдут вдвоем. Ты можешь отправится с ними, узнать свою судьбу, получить истинное имя. Но прежде подумай. – Гуор вздохнул, принялся молча изучать кусок резной кости, над которым трудился с утра. И вновь отложив его, взглянул прямо в глаза Зоулу. – Я чувствую, если уйдешь, мы больше не увидим тебя у наших костров. Слишком далеко уведет тебя тропа. Выбирай. Последнее слово твое…

– Я иду, мудрейший. – Ответ вырвался сразу, без раздумий. – Пусть Мать Всем отблагодарит тебя за доброту…

– Ты решил. – По лицу старика нельзя было понять, доволен он выбором или, напротив, огорчен. – Если передумаешь, оставайся. А нет, так жди у Дома медведя по заре. Легкого пути тебе. Иди, собирай заплечник, Уле поможет.

Отец Племени вновь повернулся к каменному верстаку, дав понять, что разговор окончен и принялся шлифовать твердый рог куском песчаника.

Едва парень миновал бревенчатый сруб, Гуор снова отложил свою работу и долго глядел вслед воспитаннику с сожалением и печалью.

Носок башмака подцепил камушек, и тот покатился вниз по склону, распугивая травяных блох, пока не уперся в плетеную стену птичьего загона. За ней гомонили пернатые рыболовы, хлопая подрезанными крыльями. Камышовые крыши хижин парили под жарким полуденным взглядом Томэ, отдавая ночную влагу. Женщины попрятались под навесы, и поселок казался обезлюдившим. Зоул еще раз окинул взглядом пляж, бухту, очертившую ее утесы, весь свой привычный мирок. Где-то там, за зубцами скал притаилось его прошлое. И тайная опасность.

Но узнать истинные род и имя – разве можно устоять перед таким соблазном?

– Хотите знать, кто такой хюсс? Это чужак, зловредный чужак. Злой дух в человечьем обличии. Ублюдок Хосэдэ. Нет у него рода и племени, но много лиц. Распознать его трудно, сильно трудно, однако можно. Узнаете как, став старшими.

Лицо старика в дымном полумраке пещеры казалось потрескавшейся костяной маской, пока он молча глядел в костер. Но вот трещины – морщины дрогнули, и старый охотник продолжил рассказ.

– Но это Хюсс ва – чужак извне. Много хуже Хюсс ний, чужак внутри. Когда Нижние крадут неродившуюся душу, меняя на злобного призрака. Родится такой подменыш Хосэдэ, живет в племени, сеет раздоры, сосет силы, насылает болезни. И не может никто его распознать. Только пращуры. Поэтому каждый из вас на пороге зрелости предстанет перед советом предков, каждый из вас подвергнется проверке. А до того никто не смеет входить в дома Медведя и Калана, никто не смеет порождать собственных детей.

Для половины поселка Зоул всегда будет Хюсс ва. А остальным до него дела нет. Даже девушки старательно не замечали найденыша, хотя силой и статью он не уступал другим юнакам. Вот если бы пращуры приняли его прошлой ночью, тогда любая дочь племени могла бы привести его к своему костру. Запрет у внуков Пернатого один: нельзя рожать детей потомкам одной матери в пяти коленах. Соблюдай этот закон и тебе простится даже измена, твой мужчина будет кормить чужих отпрысков.

Любая из девушек знает, кого ей можно взять в мужья, и попробуй ошибиться, или ослушаться – проклянут старухи, племя изгонит. Потому перед выбором все советуются со старшими, а нет пары, жди другого года.

Иноплеменник подходит всем, но разве хоть одна из матерей захочет, чтобы ее дочь жила впроголодь рядом с безродным. За любым из кайр стоит род матери. Род владеет лодками и сетями, оружием и ловушками для зверей. Даже уходя в иное племя за одной из юниц, мужчина получит свою долю. А где все это взять чужаку?

Лишь Уле была приветлива с Зоулом, словно с родным братом. Да разве захочет дочь главы племени разжечь для него костер? Нет, и он всегда это знал, и все же в тайне на что-то надеялся.

Может быть, ночь в доме духов что-то в нем сломала, но на дюжину ударов сердца юноша возненавидел приютившее его племя, жестокие законы и особенно властных старух – старших матерей.

С тропы Зоул хорошо видел Уле, хлопотавшую около хижины отца. Он долго любовался ее гибкой фигуркой, быстрыми движениями соблазнительная мысль промелькнула юркой змейкой.

«А может остаться?».

Следующим летом Уле получит благословение предков, а после наступит «луна без имени», целая луна, когда молодежи, принятой в племя, позволено быть с любым из сверстников. Детские имена уже забрали пращуры, взрослые еще не получены и для Матери Всем их просто нет. Пусть Уле и не разожжет для него костер, но у них будет целый месяц, короткие теплые ночи и шалаш в лесу…