Ольга Чалых - Записки начинающей ведьмы. Становление

– Я же не виновата, что родилась в нищей семье, родителей не выбирают, – твердила я себе, пытаясь заглушить горькую обиду, душившую меня изнутри. – Когда-нибудь вы все пожалеете, что так со мной обращались!

Спустя час моя обида обычно притуплялась, я выходила из своего временного убежища и осторожно пробиралась во двор, где хозяйские дети резвились по-прежнему. Завидев меня, они показательно отворачивали носы и продолжали играть, а я с грустью и завистью наблюдала за ними. Забыла сказать, что у хозяев было трое детей: два мальчика и девочка. Софи – дочь хозяев – была сущей бестией, порой мне даже казалось, что она ведьма. Нет, нет, лицо у нее было сущего ангела, а вот душонка – с гнильцой. Все пакости, которые когда-либо случались в доме, без нее не обходились. Извалять меня в золе или облить помоями – явно ее идеи. Откуда я это взяла? Все просто. Мне довелось подслушать, как однажды она науськивала своих братьев спустить собак на сына садовника – Эндрю – ребенка с существенными отклонениями в развитии. И, слава Богу, что все обошлось, потому что старший из братьев – Рассел – посчитал эту идею бредовой и поднадавал младшему, когда тот хотел его ослушаться. Рассел – единственный человек, который относился ко мне более-менее лояльно. Ему меньше всех доставляло желание издеваться надо мной, а может, мне просто хотелось в это верить. Он был на три года старше меня. Высокий, чернобровый, с небольшим прищуром на строгом лице, он покорил тогда мое детское сердце. Честно говоря, я ему тоже нравилась, иначе бы он не таскал втихаря от брата и сестры кусочки сахара и булочки с черникой. Но это происходило только тогда, когда, например, Софи болела, а младший находился в городе. Как же я любила эти деньки. Мы прятались с Расселом за старый сарай, находившийся в самой гуще сада, и болтали о том о сем. Он рассказывал мне про волшебников и магов, про сказочные города, где нет нищих и нет богатых. Я с замиранием сердца слушала его, и моя детская фантазия рисовала все, чего мне так тогда не хватало. Потом Рассел убегал на обед, после которого обязательно приносил мне какой-нибудь гостинец. Дожидаясь его, я постоянно гадала, что за сюрприз ждет меня на этот раз. Вот и в тот день, развалившись под раскидистой яблоней, я вальяжно перебирала в уме, чем Рассел побалует меня сегодня. Однако он явился ни с чем, такое было в первый раз, его лицо было красным и выглядело взволнованным.

– Конец! – еле слышно прошептал он. – Все!

– Чему конец? – я недоуменно уставилась на него.

– Всему. Завтра я уезжаю, – сокрушенно ответил он и, обреченно закрыв руками лицо, присел рядом.

– Как уезжаешь? Куда? – воскликнула я и резко приподнялась. – Зачем?

– Учиться…

– Учиться? Ты же итак умный, к тебе учителя постоянно ходят, ты читать умеешь, а я нет, – затараторила я, боясь потерять своего единственного друга. Его отъезд означал для меня крах всех надежд, ведь в своем богатом воображении через пару лет я была его верной женой. А сейчас он уедет, забудет про меня, найдет себе красивую и богатую девочку, и она, а не я, станет его женой. Слезы великого горя хлынули у меня из глаз. Видимо такой реакции Рассел никак не ожидал. Он молчал и удивленно смотрел на меня, его длинные ресницы беспрестанно хлопали, словно крылья бабочек, готовящихся вот-вот взлететь. Взглянув на него глазами, полными слез, я еще сильнее разрыдалась. Рассел осторожно взял меня за руку и уверенно произнес:

– Я буду приезжать на каникулы!

– Раз в год, – сопливя носом, проговорила я, продолжая плакать. – Долго, я остаюсь совсем одна…

– Сандра, не плачь, – попытался утешить меня взволнованный мальчик, – прошу…

Однако я никак не могла смириться с его скорым отъездом, и эта мысль заставляла меня рыдать еще сильнее.

– Ну не плачь ты так, – снова предпринял попытку утихомирить меня Рассел. – Я же не на войну, – добавил он строго и вдруг крепко прижал меня к себе. Это был первый раз, когда он дотронулся до меня, до этого случая все обходилось банальным нахождением рядом. Мне даже порой казалось, что он немного брезговал со мной общаться.

– Да, конечно, – прошептала я сквозь слезы, до умопомрачения обрадовавшись тому, что Рассел меня обнял. – Когда отъезд?

– Завтра в обед, – ответил мальчик и тяжело вздохнул. – Я хочу тебе подарить кое-что на память. Обещай, что будешь хранить мой подарок, пока ты живешь и дышишь.

Я удивленно посмотрела на Рассела и твердо произнесла:

– Будь уверен!

Мальчик быстро засунул руку в левый карман и осторожно вытащил малюсенькую фотографию.

– Это тебе, как моему самому лучшему другу! – гордо произнес он и протянул мне черно-белое фото.

Конечно же, сейчас вы удивитесь, что с того? Подумаешь, фото да еще и черно-белое. А вот не подумаешь, мне об этом можно было только мечтать. В нашем доме и знать не знали о существовании фотографий. Я тоже не сразу поняла, что это за листок, на котором изображен мой друг. Только спустя какое-то время я узнала, как называется мой подарок, и то, совершенно случайно.

На следующий день я все утро терлась перед хозяйскими окнами, даже мать заметила мою назойливость.

– Сандра, зайди в кладовую! – недовольно скомандовала она. – Что ты бродишь под окнами хозяев сама не своя? Что случилось?

– Ничего! – ответила я обыкновенным тоном, стараясь не выдать себя. – Я же ничего плохого не делаю…

– Ладно, извини, – мать потрепала меня по волосам. – Возьми с полки под столом пирог с мясом, – добавила она дружелюбно и заговорщически подмигнула мне.

Сия новость очень удивила меня. С чего вдруг такое яство? Мясо почти никогда не перепадало нам с барского стола. Мать будто бы прочитала вопрос в моих глазах:

– Старший сын хозяев – Рассел – сегодня уезжает, – начала было говорить мать.

Однако услышать имя Рассела для меня было достаточно. Я скривила губы и громко разрыдалась. Мать с удивлением посмотрела на меня. После того, как я наконец-то успокоилась, мне пришлось рассказать ей про Рассела и про его подарок. В глубине души я боялась, что она пожурит меня или на крайняк поругает, но мать ничего не ответила, она нежно обняла меня за плечи и поцеловала в макушку. От этих действий я разрыдалась еще больше, теперь уже просто потому, что так она не делала очень давно, со дня смерти Джин. Рассел уехал, я видела, как отъезжала карета, в которую он сел. С надеждой я смотрела на оконце, задернутое темной шторой. Но Рассел не выглянул, карета уехала, а моя жизнь стала еще никчемнее. Весь день я проводила с матерью на работе, более-менее согретая и накормленная, а вечером мы возвращались в дом к пьяному отцу, который становился мне все ненавистнее.