Алёна Подливаева - Соты. Попасть в сказку могут всякие, Угодить – многие, А вот вляпаться – единицы!

– Да ты совсем не одета! Давай вставай, а то замерзнешь, – проговорил он и замер, видимо, ожидая, что я начну подниматься. Я попробовала, но получилось только поднять голову и опустить ее обратно.

– Да ты уже, сморю, того, – задумчиво промолвил охотник и многозначительно нахмурил брови.

Что я «того», я уже подозревала. Становилось все теплей и теплей, и мысли возникали совсем не радостные. Пробормотав что-то, незнакомец обошел меня по кругу, подхватил под руки и дотащил до стоящей поблизости лошади. Он даже несколько раз безрезультатно пытался посадить меня на нее – я сползала то вправо, то влево, что грозило переломом шеи, и в итоге оказалась перекинутой через седло. Тут же из чересседельных сумок было выужено одеяло, под которым я все равно чувствовала себя окоченевшей ледышкой. Человек понукнул лошадь, и в компании целой своры волкодавов мы поехали через лес.

Легкие, почки и печень— казалось, все внутренности разом слиплись в один мерзкий ноющий комок. Меня подбрасывало и сносило. Раз за разом я пыталась сползти, так как ехать в таком положении не представлялось возможным. На очередном подскоке воздух не дошел до легких, я почувствовала укол где-то в районе груди, и этот безумный мир наконец решил оставить меня в покое.

Несколько дней прошли в бреду. То просыпаясь, то проваливаясь в небытие, я изредка открывала глаза и видела каких-то людей. Не исключено, что они мне всего лишь мне грезились. В голове раздавались писклявые девичьи голоса, напевавшие что-то о небе и рыжем солнце. Одновременно казалось, что я заболела и лежу дома, в Москве. Изредка всплывали какие-то события.

На третий или четвертый день здравые мысли постепенно начали возвращаться. Вливая в себя литры лекарственных настоев, я постоянно спала, однако больше не видела мальчишку в белом зале. Видимо, ему стало не до меня. Когда сознание вернулось окончательно, я попыталась поговорить с женщиной, которая навещала меня и приносила еду.

– Послушайте, где я?

– Вы в доме Черговских, и, судя по вашему состоянию, здорово обморозились.

– И давно я тут отдыхаю?

– Не очень. Два дня вы слегка бредили да еще пару дней просто спали. Сейчас вам значительно лучше, так что лежите спокойно. Вам еще отдыхать и отдыхать, – женщина неторопливо вышла.

Белоснежная маленькая комнатка чем-то напоминала больничную палату – чисто убранную, с забавными ромашками на тумбочке у кровати. Я постаралась приподняться на локтях и выглянуть в окно. Никаких цветочков-лепесточков не наблюдалось, напротив, в стекла бились клубы поднявшегося снега. Верхушки деревьев едва доходили до уровня подоконника, а дальше, вплоть до самого горизонта, простирался снежно-мрачный хвойный лес.

Осторожно опустившись обратно, я почувствовала, как голова снова стала тяжелой. Вплоть до позднего вечера я так и пролежала, уставившись в потолок. Когда сумерки застелили комнату и в окне появились первые звезды, стало до тошноты скучно. Уснуть не выходило. Кожа и кости ныли, но при этом лежать без движения становилось все невыносимее. На свой страх и риск я аккуратно открепила пару дощечек, которые зачем-то фиксировали чуть ли не каждый сустав, освободилась от бинтов и рассмотрела просторную домашнюю пижаму, в которой находилась последнее время. Затем села на кровати и постаралась сфокусировать взгляд на двери, вроде как расположившейся напротив. Все плыло и шаталось. В конце-то концов, должна я разведать, куда в очередной раз занесло мое многострадальное тельце?!

В комнате не было ни ламп, ни свечей. Лишь один канделябр стоял на краю стола, но он, видимо, был установлен по эстетическим соображениям.

– Эй, народ! Где все?! Кто-нибудь!

Ползти вдоль стены было жутковато. В коридоре не было окон, и когда я наконец добралась до конца, оказалось, что это лишь один из поворотов. К стене был прикреплен большой, слегка чадящий факел, пламя которого было столь нестабильным, что могло затухнуть при малейшем дуновении, но вариантов не было.

Через пару-тройку поворотов я обнаружила лестницу, покрытую бордовой дорожкой и освещенную чуть ярче, чем остальная часть «дороги». Чем выше я поднималась, тем больше и искреннее раскаивалась в нелепой идее прогуляться по незнакомому зданию ночью, к тому же пребывая в столь плачевном состоянии. Но, наверное, в награду за все коридорные мучения рядом послышалось едва различимое бормотание. Что такое? Поднявшись, я поняла, что не дошла до обитаемого помещения буквально нескольких шагов. Дверь была приоткрыта, до меня доносились тихие разговоры. Просунув в дверь только голову, я негромко кашлянула.

– Стало быть, наша снежная гостья? – послышалось из глубины зала. Я прищурилась, пытаясь разглядеть, откуда прозвучал голос.

– Она самая, а где вы? – спросила я, еле протискиваясь и удивляясь, какой тяжелой оказалась дубовая дверь.

Просторный зал был завешан темными гардинами, ни один луч света не смог бы пробиться сквозь них. Мягкий зеленый ковер застилал все пространство. Несмотря на темноту и мрачность обстановки, создавалось ощущение уюта и покоя. Казалось, ничто не сможет потревожить тебя в столь тихом месте.

В противоположной части зала красовался огромный камин, завоевавший мои симпатии с первого взгляда. Больше в комнате ничего не было, кроме двух кресел, поставленных напротив огня, и небольшого столика, на котором лежали сложенные стопкой книги.

Языки пламени облизывали сухое дерево, будто стараясь вырваться на волю и поджечь мягкий теплый пол. Свечение варьировалось от солнечно-желтого до кроваво-красного. Создавалось впечатление, будто это не огонь вовсе, а живое существо, которое заключили за медные прутья. Оно ненавидело и любило: то яростно бросалось вперед, то, смирившись, подавалось назад, меняя свой цвет и тихо потрескивая.

– Подойди ближе, посмотри, он живой, – снова донесся знакомый голос. Дернув головой, чтобы прогнать легкое оцепенение, я подошла к одному из незанятых кресел. За высокой спинкой другого сидел человек, которого я тут же вспомнила.

– Не успела вас поблагодарить за то, что вытащили меня из белого ада, – улыбаясь, я медленно приблизилась к сидящему перед огнем. Переодетый в домашние плотные штаны и безразмерную теплую рубашку, новый знакомый казался старше, чем в нашу первую встречу. Задумчивое лицо озаряла отчасти безумная улыбка, в зрачках играли огоньки пламени, отражаясь веселыми красными бликами.

Обернувшись, я обнаружила, что на втором кресле лежит сложенный вчетверо плед. Недолго думая, я закуталась в него с ног до головы и села напротив огня.

– Как тебя зовут?

– Федька, полное имя Афеда.

– Что ж, Федька, рассказывай, как ты очутилась одна в темном лесу, или белом аду, – на последнем слове он повернулся ко мне лицом.