Олег Северюхин - В лабиринтах темного мира. Похождения полковника Северцева. Том 3

Я сидел на полянке на разостланном платке и рассматривал муравьев, которые проворно бегали по травинкам, проверяя, нет ли там чего-нибудь съестного для них. Моя тетя была неподалеку и собирала ягоды.

Внезапно и я вдалеке увидел очень крупную ягоду земляники. Я видел ее так отчетливо, что у меня образовалась во рту слюна. Я встал на свои некрепкие ноги и в первый раз в жизни пошел. Дошел до поманившей меня ягоды и шлепнулся на задницу. Это здорово, когда не нужно ползать или жестами просить, чтобы тебя отнесли туда, куда тебе нужно. Я съел ягоду и потянулся за другой. Потом за другой, потом еще за другой. Я слышал вокруг чьи-то крики, голоса, но я не мог им крикнуть, потому что не умел говорить и не понимал, как нужно отзываться.

Внезапно я увидел серую собаку, которая настороженно смотрела на меня. Я встал и подошел к ней, взял ее за ухо, стал гладить ее, а потом обнял за шею. Собака облизнула меня, а потом легла, как бы приглашая меня на спину, чтобы покатать. Так и дед мой укладывал меня на спину Шарика и тот катал меня, а дед придерживал, чтобы я не упал. Я лег на спину собаки, а потом вцепился в её шерсть на шее. Собака поднялась и трусцой побежала в сторону от криков.

Через какое-то время собака прибежала к норе, у которой резвились три её щенка. Щенки подбежали к нам и стали играть со мной, и я стал играть с ними. Наигравшись, мы уснули на траве, и все щенки спали в моих объятиях. Просунувшись, щенки запищали, и собака стала кормить их из сосков на животе. И я подошёл к ней и стал сосать её молоко, голод не тетка, а все мы вскормленные на молоке.

Потом была ночь в норе, потом день на улице. К вечеру собака подошла ко мне, легла на землю, как бы приглашая покататься. Я лег на её спину, и она пошла. Шли мы долго, а когда наступила ночь, собака пришла к каким-то домам. Она снова легла, и я слез с неё. Собака облизала меня и убежала. И только после этого начал лаять Шарик моего деда.

Выскочившие на улицу родственники стали кричать во весь голос, как по покойнику, хотя это были крики радости. Как же так, привезли внука на лето подкормить витаминами, а он пропал с концом и вдруг является, жив и здоров, хотя его искали всей деревней и сошлись во мнении, что его утащили волки, которые снова появились в этих краях.

Отец облазил местность вокруг дома на коленках и нашел след волчицы. Об этом он ночью говорил маме, а я почему-то не спал и слышал.

С того дня Шарик опасливо сторонился меня и не делал попыток играть со мной, но и не лаял на меня.

На следующий год осенью мы были в областном центре и ходили в заезжий зоопарк, где были волки. Я стоял у клетки, смотрел на них и мне показалось, что эту волчицу и трех молодых волчат я знаю. И они узнали меня, стали повизгивать и прыгать на прутья около меня.

Служитель в зоопарке подошел и спросил меня, не хочу ли я погладить этих собачек. Моим родителям он сказал, что это местные и недавно пойманные волки, которые совершенно не поддаются дрессировке, но почему-то они вдруг стали проявлять симпатию к вашему сыну.

– Разрешите, я подведу вашего сына к ним, возможно, это будет шаг навстречу профессии вашего сына, а волкам – путь в человеческое общество.

Моя мама была в полуобморочном состоянии, а отец, ещё раньше высказывавший мнение о том, что в прошлом году меня в лесу спасла волчица, разрешил подвести меня к волкам.

У меня не было никакого страха, я тоже понимал, что это моя спасительница и это мои молочные братья.

Мою левую руку облизывала волчица, которую я тискал за ухо, а правую руку облизывали волчата, которые сильно подросли, но помнили мой запах и считали меня за своего.

Когда я уходил с родителями, они все четверо сидели и грустно смотрели, как я уходил от них, уходил навсегда, оставляя их только в своей памяти и в своей крови.

В первый раз я дрался в три года. Рыжий сосед, хотевший досадить моему отцу, науськал на меня своего сына, рыжего пятилетнего мальчишку, который считался самым сильным во дворе:

– Иди, поддай этому выблядку. У них вся семья блядская.

Сосед был выпивши и играл на публику, которая его побаивалась, потому всю войну он провел в лагерях, а фронтовики не горели желанием связываться с уголовниками.

Сынок подошел ко мне и со всего маха стукнул меня по лицу, отчего у меня из носа пошла кровь. Я почувствовал, что во мне вскипела вся кровь, волосенки на голове встали дыбом, глаза налились кровью, я схватил пацана за волосы и вцепился зубами ему в шею, предвкушая, как я напьюсь его крови. В это время из дома выскочила моя мама и оторвала меня от рыжего, а выскочивший отец разбил табуретку доминошников о голову отца малолетнего подонка.

Весь двор сидел в тишине. На земле валялись рыжие отец и сын. Я не успел прокусить ему шею, и там был только синяк.

Через месяц рыжие переехали в другое место. Со мной опасались играть все мои сверстники, а я стал защитником всех малышей и девочек, которые так и вились около меня.

Отец распорядился не отдавать меня в детский садик.

– Этот волчонок перекусает всех или головы им пообрывает, – сказал он матери, – будешь дома сидеть с ним, и он забудет о том, что родственник волков.

Так я и не был отдан на воспитание в детский сад. Но и домашне-уличное воспитание тоже не было плохим.

Со всеми ребятами у меня были ровные отношения, а девчонки все время лезли с поцелуями. Время было такое, на каждую семью полагалось по одной комнате, в которой спала вся семья, и половое воспитание детей было ранним. Девчонки созревают быстрее лопоухих мальчишек. Это когда-то до него дойдёт, что он мужик и влечение к женщине это дело вполне естественное. А что делать, когда вместо девчонок тебя влечет к рогаткам, пистолетам-поджигам, велосипедам и самодельным самокатам из шарикоподшипников? Девчонки играют в куклы, а мы играли только в войну.

Пяти лет отроду я попал под машину. Это так говорят, попал под машину. На самом деле под машину я не попадал. Мы бежали толпой по узкому тротуару и гнали перед собой велосипедный обод без спиц, подталкивая его толстой проволокой, изогнутой крючком. В какой-то момент мы столкнулись и оттолкнулись друг от друга, при этом часть ребят полетела в кювет, а я на проезжую часть дороги и был притерт к заднему колесу не быстро едущей грузовой автомашины-трехтонки ЗИС-5.

Двойное сальто вперед было достаточно быстрым, но я хорошо видел два раза мелькнувшее безоблачное небо и наступившую кромешную темноту. И сразу наступила тишина. Затем эту тишину прорезали крики моей мамы и голоса, которые спрашивали, видел ли я машину и не специально ли водитель наехал на меня.

– Он не мог меня видеть, – спокойно говорил я, – машина уже проехала, когда я отлетел к ее заднему колесу. И водитель здесь ни при чем.