Дмитрий Каполь - Не от мира сего. Хроники Адера. Хроника вторая

Именно во время этих невеселых размышлений к нему пришла еще одна мысль, так сказать, последний шанс на реабилитацию.

Ахальо вскочил на ноги и принялся копаться в своем немногочисленном барахле, накопленном за годы долгих странствий. Через некоторое время он выудил несколько манускриптов и развернул их. Ну конечно же! Как он мог про это забыть! Еще один, последний, шанс!

Мужчина сел за стол и развернул найденные свитки. Это был перечень демонов – стандартный список, который имел при себе любой демонолог. Но он демонологом не был уже около двадцати лет, с тех пор, как его первого учителя поглотил демон на фестивале демонологов. Именно по этой причине Корпорация Чародеев не видела в нем своего полноправного члена, и, кроме зикха на руке, он никак не мог доказать свою принадлежность к данному магическому ремеслу.

Что ж, демонология так демонология. А почему бы и нет, спросил сам себя Ахальо. В конце концов, что он теряет? Кроме теплого, насиженного годами места, где он планировал встретить счастливую старость, ничего. А демона вызвать будет не так уж и сложно. Пусть с момента последнего опыта в данной области прошла пара десятков лет, но Ахальо внезапно вспомнил все с отчаянной ясностью, словно это было вчера. Вон, он даже имя демона выбрал из списка. Жор. А что? Хороший, пригодный для этого дела демон. Способен либо вызвать аппетит, либо отбить его напрочь. Он слышал, что услугами этого демона раньше пользовались дамы, желавшие похудеть.

В общем, более идеального варианта ему не найти. План созрел сам собой. Вызвать демона, лишить крыс аппетита и, вуаля, его доброе имя вновь восстановлено.

Ну и что, что король на дух не переносил демонологов? О том, что кто-то в его королевстве вызывал демонов, он просто не узнает. Ахальо об этом позаботится. Единственное, надо будет найти бутылку, куда он заключит демона, хорошую крепкую бутылку с плотной пробкой.

Именно такую бутылку Ахальо и прижимал к груди, когда шел по раскисшему тракту, не обращая внимания на крестьян, смотрящих ему вслед.

Свернув с большой дороги на тропинку, ведущую к амбарам, мужчина воровато оглянулся. За ним никто не следил. Вытерев тыльной стороной ладони пот со лба, он, уже не спеша, спустился к двум амбарам, серевшим на фоне свинцового летнего неба.

Ветер играл в голых кронах деревьев, срывая последнюю листву и швыряя ее на сырую траву. На мокрых ветках сидели вороны и с любопытством смотрели на человека, облюбовавшего это место. Тревогой в сердце отзывалось их хриплое карканье и Ахальо, задрав голову кверху, неодобрительно нахмурился, глядя на черных наглых птиц.

Он прошел по жухлой траве, отбрасывая носками сапог пожелтевшие листья, и остановился перед осточертевшими воротами амбара. Солнце скупыми лучами пробивалось сквозь низкую гряду облаков, а ветер приятно холодил разгоряченное от быстрой ходьбы лицо. Ахальо вынул бутылку из-за пазухи и поставил на землю. Нагнувшись к сапогу, чародей достал из-за голенища кривой костяной нож с вырезанным именем верховного демона.

Встав на четвереньки, он принялся выдирать траву и отбрасывать ее в сторону. На то, чтобы обнажить небольшой пятачок земли, у него ушло около пятнадцати минут. Окинув взглядом результат, Ахальо удовлетворенно хмыкнул и, по рукоятку вонзив нож в черную плоть земли, принялся чертить демонический круг. Он время от времени останавливался и сверялся с куском пергамента, который захватил с собой перед выходом.

Закончив кромсать землю, чародей протянул руку и поставил бутылку на середину рисунка. Встав на ноги, он отряхнул заляпанные грязью колени (чародейство, изумившее крестьян, защищало только нижнюю часть штанин) и протянул руки к небу, наливавшемуся грозовыми тучами. Прочистив горло, он на мгновение прикрыл глаза, а когда распахнул их, то, будь рядом с ним свидетель, он мог бы увидеть, что зрачки сузились, а роговица стала прозрачно-голубой с искорками внутри.

– Кхар нгон вирд сукх прда! – голос, приобретший грозную хрипотцу, буквально взорвал тишину летнего вечера.

Стая ворон, до этого с любопытством наблюдавшая за действиями человека, с громким карканьем поднялась в воздух и с беспокойством закружилась над полем с амбарами.

– Кхар нгон вирд сукх прда! – повторил Ахальо, и его скрюченные пальцы сжались в кулак, а затем опять распрямились. Зикх на запястье заискрился зеленым светом, но он этого не увидел.

– Я заклинаю тебя, демон! – яростно прокричал мужчина. – Кхар нгон вирд сукх прда!

Воздух над бутылкой задрожал, принялся сгущаться, и из горлышка заструился синий густой дым. Ветер усилился, но дымное марево не сдвинулось и с места. Ахальо прищурил глаза и, он готов был в этом поклясться, увидел небольшую фигуру, размахивающую руками.

– Демон, – прошептал чародей, и его лицо расплылось в улыбке. – Получилось, черт тебя подери!

Дым начал оседать, и Ахальо увидел…

Алое знамя на древке в руке седока развевалось на ветру. Тело, одетое в массивные железные латы, не чувствовало тяжести и изнуряющего жара раскаленного под солнцем металла. Забрало было поднято вверх, и глаза рыцаря зорко осматривали окрестности поля боя. Врага не было видно, но наездник был уверен – он где-то рядом.

Ладонью, облаченной в кожаную перчатку, он опустил забрало и пятками пришпорил коня. Повинуясь непонятному зову, он хотел обернуться назад, чтобы посмотреть на свое войско, следовавшее за ним, но латы не позволяли этого сделать. Хотя он никого не видел, но чувствовал, что его верные вассалы, выстроившись военным порядком, следовали за ним.

Его чуткий слух уловил птичий крик, и всадник увидел сойку, взметнувшуюся вверх. Отлично, их ждала засада, но он был готов и к этому. Закрепив стяг на облучке седла, он выхватил меч и поднял его высоко вверх. Солнце отразилось на сверкающей стали, заскользило по испещренному рунами лезвию и на мгновение ослепило глаза. Он услышал свист, и его сердце радостно затрепетало. Его войско было рядом, рядом с ним!

С глухим стуком стрелы, выпущенные невидимым противником, ударились о шлем. Потом еще и еще. Стук обрел звонкость, и ему показалось, всего лишь на мгновение, что шлем не железный, а скорее стеклянный.

Дзынь!

Егор открыл глаза и прислушался. Невесомые лучи утреннего солнца пробивались сквозь густые кроны тополей и дубов, выхватывая рассеянными пятнами рисунки на обоях. Утро было чудесным настолько, насколько оно может быть таким в двенадцать лет. В безмятежной тиши летней зорьки раздался едва слышимый свист, и оконное стекло, у самой головы мальчика, вновь звякнуло. Егор вскочил на кровати на колени и оперся руками о подоконник, прижавшись носом к прохладному стеклу, – раздвижное кресло-кровать стояло у самого окна.