Александра Треффер - Правдивый сказ об Иване-царевиче и Драгомире-королевиче. сказка для взрослых

– О, совсем другое дело! – довольно проговорил Ворон.

И обратился к дружинникам, представляя Голоднова:

– Вот воевода ваш, слушайте его, как нас с царём-батюшкой. Грядёт битва великая с Драгомиром и прихвостнями его, недолго ждать осталось, а Иван вас в бой поведёт.

– Ура! Ура! – грянули люди, держа равнение на говорящего.

– И чтобы не только на охрану царского дворца подобранными являлись, а целыми днями так ходили и оружье в порядке держали. Разойдись.

Воины отправились по домам, а друзья вернулись во дворец и трапезничать сели.

– Ну, как дружина? – поинтересовался Саша.

– Хороша! – с восторгом отозвался Иван. – А как с ними Ворон вчера расправлялся…

– Им дай волю, царство защищать некому будет, – сказал тот. – Пришли, как лапотники, голытьба перекатная.

– Сборы надо проводить, – подумав, произнёс Иван. – Учитывая близость войны, хотя бы раз в неделю.

– Это что за зверь? – заинтересовался кудесник.

– Тренировки военные, – пояснил Елисеев. – Дельная мысль, Ваня.

В уголках глаз Ворона собрались весёлые морщинки.

– Что ж, воевода, тебе дружину водить, тебе и решать. Сам ты в ратном деле силён уже и управлять ею сможешь. Действуй, – усмехнувшись, сказал он.

И Голоднов начал действовать.

Стоя на коленях перед Драгомиром, Баба-Яга билась лбом об пол и приговаривала:

– Не справился мой засланный, государь, не справился! Седмица минула, как отравил он Ивашку, а тот выжил как-то…

– Чтоо?! – вскричал королевич. – Как это отравил?! Не убить я его приказывал, лишь отсюда выдворить. А я-то хвалил твои уши слышащие…

– Ох, прости, батюшка, да только боязно, смерть. Растёт силушка витязя: булава в руце его, как пёрышко, на мечах он лихо рубится, а стрелой глаз кречету летящему выбивает…

– Ты для чего мне это рассказываешь? – рявкнул Драгомир. – Чтобы я узнал о конце своём скором?

– Что ты, что ты, – попятившись, залепетала Яга, – свет мой ясный! Но должон же ты ведать, что во дворце у Елисея деется. Дружину готовит Иван под себя, никак ратью идти собрался.

– А нужное что вызнала ль? Что поможет богатыря этого свалить?

– Есть одно, государь, чаю, важное. Прикипел он зело к царевне – дочке ворога нашего, всё вместе ходят.

– С этого и начинала бы, дурища, с его слабого места. А сейчас затихни, я думать буду.

Прошло с четверть часа, и королевич поднял голову.

– Нет, не знаю. Взрослый – одно дело, а ребёнка задевать боязно, на всю жизнь напугать можно. Потом решу, как Марью в игре нашей использовать.

– А разве, батюшка, её тронешь? Ведь благословение…

– Да что ты, баба, мне сказки рассказываешь?! – взвился королевич. – Уязвима она, как и все смертные, только мы ведь её убивать-то не собираемся. Ступай, потом распоряжение дам, а человечку нашему во дворце скажи, чтобы на дно лёг.

Чудище, кланяясь, попятилось, и, споткнувшись на пороге, с громким воплем вывалилось за дверь. А Драгомир продолжил:

– Кощей, приказываю тебе смотр дружине сделать, в готовность её привести. Камень в запас надо за пазухой держать, если первый кинуть не удастся.

Глаза остова разгорелись ярче, он поклонился и вышел. Когда в тронной никого не осталось, королевич прошептал:

– Ну, а если ничего не поможет, буду готовить побег порталом в Румынию, а там поглядим. Золота и драгоценностей за эти годы я накопил достаточно, и в казне останется на дела государства, коли после вернусь, и с собой захвачу. А сейчас, пожалуй, крови напиться надо.

И вышел прочь.

А в это же время во дворце тридесятого царства трое мужчин, не зная, что происходит в соседнем королевстве, спокойно беседовали. Марьюшка попросилась на двор погулять, и гонялась за бабочками с сачком, который смастерил для неё Иван. Иногда она вбегала внутрь, показывала взрослым стрекозу или красивого мотылька и опять уносилась со всех ног.

Вдруг в комнате раздался громкий чих, и перед глазами удивлённых людей возникли шишиморы-лазутчицы.

– Ой, беда, государь, – заблажила та, что была постарше, – ой, родимый ты наш батюшка…

– Да говори уж толком! – прикрикнул на неё Ворон. – Что стряслось-то?

Та, что помоложе гляделась, высморкалась в подол и гнусавым голосом сказала:

– Цадевну пдячьте, беда ей гдозит.

– Что?! – вскочив, крикнули друзья.

Голоднов покосился на окно, за которым быстро темнело, слишком рано для летнего дня, и тут снаружи донёсся детский крик, в котором звучал такой ужас, что сердце Ивана заколотилось, как сумасшедшее. Распахнув створки, он, не задумываясь, прыгнул вниз с высоты второго этажа.

Вокруг всё плыло, Сквозь колеблющуюся дымку разглядел Голоднов убитых дружинников у крыльца, смотрел, как идёт к Марьюшке незнакомый злоумышленник, держа по мечу в каждой руке, рвался к девочке, но что-то не давало ему двинуться с места, ноги спутало, словно верёвками. Преодолевая тяжесть, ступил он раз, второй…

– Ваня, морок это, – раздался голос Ворона, – борись! Сейчас сниму…

Злодей занёс оружие над упавшей царевной, а та, закрыв глаза, ждала смерти. Ещё миг, и металл пронзил бы худенькое тельце. Но звякнула сталь о сталь, и лишь один меч провёл неглубокую борозду по платью, которое тотчас окрасилось кровью. Марьюшка вскрикнула и затихла, побледнев, как смерть.

А Голоднов в ярости уже рубил врага так, что тот едва успевал отбивать удары. Крякнул, сломавшись, меч в левой руке, когда кудесник опустил на него свой, а Иван тотчас вышиб второй из правой.

Обезоружив противника, он склонился над ребёнком и, подняв на руки, понёс во дворец. Марюшка судорожно дышала, да изредка вздрагивала, и тогда мужчина, боясь, что это последние судороги, останавливался, вглядываясь девочке в лицо. Но нет, рана оказалась неглубокой, хотя и кровавой, и Голоднов, кликнув на помощь слуг, начал аккуратно обрабатывать порез.

Ворон же, схватив убийцу за ворот, развернул к себе.

– Вот как, Семёра? – прошипел он. – Чем же дочка царская Драгомиру не угодила, а? Супротив сильного не смог, так ребёнка решил к богу отправить?

Пряча взгляд, злодей пытался отвернуться, и кудесник что-то заподозрил. Сквозь зубы произнёс он несколько слов, и лицо, как шелуха, сползло с пленного. Елисей даже вскрикнул от изумления, так похож на Ворона был Семёра, лишь помоложе немного, а советник, оттолкнув того от себя, проколол мечом насквозь. И застыл, глядя на рухнувшее тело. Через некоторое время заговорил он, точно в бреду:

– Брат – предатель земли своей, государя, душегуб…. Не заслужил ты иной доли, аспид чёрный, а уж простит меня господь за тебя, нет ли, ему виднее.