Елена Катрич - Эрик, сын крысы. Удивительные истории

Однако на Шебаршану, казалось, не действовали никакие увещевания. Она гордо подняла голову и с достоинством выступила вперёд.

– Кто сказал, что я ещё не решила? Да будет вам известно, что я уже все решила. Просто ещё не успела посоветоваться с вами. Но прежде хочу вам сказать, что его поведение среди нас будет во многом зависеть от воспитания, которое он получит. А я намерена его воспитывать! Да. Это послушный котёнок, и как раз я собиралась объявить себя его матерью!

Такого заявления никто не ожидал. Некоторое время все изумленно молчали, не зная, что сказать. Один лишь Замухрышка тут же вспомнил об обещании Шебаршаны назвать его своим сыном. Но сейчас он был так потрясён, что ему некогда было ни радоваться, ни гордиться. Значит он – кот! Какой кошмар!

Вскоре все, успев немного обдумать услышанное, снова зашевелились. Посыпались различные предположения.

– Вот так дела! Она объявила своим сыном кота, он будет жить вместе с нами и держать всех нас в страхе!

– Я знаю, зачем ей это понадобилось! – разорялась Шуха, – Она хочет заручиться поддержкой в кошачьем племени и командовать нами с его помощью! Она хочет власти! Съесть его или вышвырнуть, пока не поздно!

Хишила растерялась, назревал полнейший беспорядок. Ещё несколько таких истошных выкриков Шухи, и взбудораженные крысы либо кинутся на котёнка, а заодно и на Шебаршану, либо ещё и передерутся между собой.

– Ш-ш-ш! – раздалось громкое шипение вперемешку с противным звяканьем. Отвлечённые шумом, все оглянулись, прекратив перепалку. А это Хруш забрался на дырявую кастрюлю и изо всей силы бил по ней хвостом. Хруш был самым старым. Казалось, он жил в этом подвале испокон веку. Любая из родившихся здесь крыс помнила Хруша, сколько помнила себя. Если бы не старость, он до сих пор возглавлял бы все собрания. Но в последнее время Хруш утратил былую активность, часто дремал, погружаясь в воспоминания, и старался ни во что не вмешиваться. Однако то, что происходило сейчас, взбудоражило и его.

– Прошу слова! – произнес Хруш, пользуясь кратким затишьем. – Дорогие родичи, прекратите свалку и послушайте! Я не хотел вмешиваться, но не могу равнодушно слушать, как здесь позорят наш крысиный род! Конечно, такого случая, как в нашем подвале, скорее всего, никогда не бывало, но это не причина позорить наш род и раздувать страхи! Где это видано, чтобы крысы так уж боялись кошек? Да знаете ли вы, что далеко не всякая кошка способна охотиться на нашего брата? И не из всякой схватки с крысой кошка выходит победительницей, мы не мыши! А если нас много, то победа всегда остаётся за нами! Не сейте панику и не позорьте наш род! Да, у нас много врагов, но всё-таки мы неистребимы! Племя наше очень древнее, мы умны и осторожны, мы хитры и изобретательны. Против нас бессильны даже люди! Нам готовят отраву, но мы к ней не притрагиваемся, заманивают в ловушки, но мы их избегаем, от нас прячут продукты, но мы находим их, от нас закрываются, но мы прогрызаем себе ходы! У нас острые зубы, куда острее, чем у кошек! Мы не хуже них чуем запахи и видим в темноте. Где только мы не живём, чем только не питаемся! Стыдно быть частью великого племени и бояться соседства какого-то задрипанного кота, а, вернее, тщедушного котёнка! Так что вы как хотите, а я предпочту не обращать на него внимания.

Закончив пламенную речь, Хруш изрядно устал и, попросив разрешения удалиться, забрался под дырявую кастрюлю, где любил дремать. И некоторое время, пока он там возился, ещё раздавалось его ворчание: «Не хочу больше ничего слышать! У меня уже слишком старые уши, чтобы за один день выдержать столько глупостей! И всё из-за какого-то драного котёнка! Стыд и позор! Уф, как хорошо свернуться в насиженном месте! Как здесь удобно!»

Никто не нашёлся, чем возразить такому оратору, и хвостатые обитатели подвала предпочли разбрестись по своим делам. Чувствовали они себя так, будто их окатили холодной водой. Не зря Хруш во времена своей молодости славился как лучший председатель всех крысиных собраний. Бывало, все спорят, шумят, суетятся, а послушают Хруша, и окажется, что и спорили на пустом месте, и суетились напрасно.

Однако Шебаршана понимала, что на этот раз только благодаря рассудительности Хруша удалось избежать неприятностей. Она привязалась к Замухрышке, и если бы крысы решили с ним расправиться, ей было бы трудно это пережить. Ну что ж, по крайней мере на какое-то время котёнка оставят в покое, а там видно будет. Шебаршане было ясно, что Шуха не угомонится надолго. К сожалению, чтобы посеять смуту, не требуется больших усилий. Таких, как Шуха, не заставишь молчать. Именно про таких когда-то говорила бабушка Шебаршаны: «Легче заткнуть несколько огромных дыр, чем один маленький рот, принадлежащий болтуну».

Пристыженные крысы разошлись, недовольная Шуха осталась одна, но вдруг из-за угла высовываются мордашки Чуха и Жуха и выкрикивают:

И это становится последней каплей неудачного дня, переполнившей раздражение сварливой крысы. Шуха бросается вдогонку за обидчиками, злобно визжа:

– Ну всё, прощайтесь с жизнью!

Крысята улепётывают, проскальзывают под огромным куском паутины, а грузная Шуха попадает прямо в её середину. Вне себя от злости Шуха барахтается в паутине и вопит:

– Малолетние преступники! Дармоеды! Отравы вам в пузо!

Кое-как высвободившись из противной ловушки, крыса обирает с себя клочья паутины, облепившие всё тело, – даже изо рта у Шухи свисает нитка паутины. Шуха тянет за нее и в великом раздражении выплёвывает большого паука. Паук отряхивается, быстро-быстро убегает, прихрамывая, потом оглядывается на Шуху, сердито крутит передней ногой у «виска» и исчезает в щели. Шуха, брезгливо отплёвываясь, бросает в темноту:

– Лоботрясы! Босяки недоеденные!

Когда Шебаршана и потрясённый Замухрышка вернулись в свой чемодан, обоим хотелось многое сказать друг другу. Однако ни тот, ни другая не знали, с чего же начать. Шебаршана жалела, что Замухрышка узнал правду, с которой не мешало бы повременить. Но теперь ничего не оставалось, как полностью объясниться. Обычно котёнок задавал так много вопросов, что Шебаршана не поспевала на них отвечать, а сейчас он почему-то нахохлился и молчал.

– Сынок, ты ничего не хочешь у меня спросить? – осторожно поинтересовалась крыса. Благополучно пережитое собрание давало ей право называть котёнка своим сыном.

Замухрышка грустно положил подбородок на тесно поставленные рядышком лапки и жалобно спросил: