Елена Булучевская - Мир меняющие. Один лишь миг. Книга 2

– Какое забавное название для площади.

– Крамсоны, придумавшие это название, и сами достаточно забавный народ.

Стела очнулась от тяжелого сна. Каждый раз при пробуждении ей приходилось вновь и вновь напоминать себе, что она в плену, в плену у крамсонов. Ей, привыкшей к вольнице широких степей, к свежему ветру, отвели тесную комнатку почти на самом верху башни бухана Эрика Краусса. Комната, с плотно завешанными темно-бордовыми шторами узкими окнами, стены которой затянуты тяжелыми фиолетовыми шелками, душила насыщенными ароматами благовоний, заставляя забывать о воле, свободе, которых она не была лишена даже в те времена, когда жила среди менгрелов. Колышущиеся на едва заметном сквозняке шторы словно шептали о покорности, о бессилии. День за днем Стеле приходилось бороться с этими шепотками, с покорностью до глаз укрытых служанок, что приносили еду, мыли, невзирая на ее бурные поначалу протесты – она брыкалась, отбивалась, кричала, что вполне может управиться сама, чтобы они не прикасались к ней, но где там – одевали, прибирали комнату, сопровождали на короткие ежедневные прогулки по внутреннему дворику. Бухан оказался рачительным хозяином – он никогда не бил своих пленников, особенно тех, на которых он рассчитывал изрядно нажиться. В этот раз его людям, напавшим в песках на парочку одиноких путников, несказанно повезло. Они привезли эту девицу, которая и в бессознательном состоянии была хороша. А когда ее привели в чувство, она взвилась, словно кагира, кинувшись с голыми руками на первого, кто попался ей на глаза, выказав поистине дикий темперамент. Бухан, увидевший в этот момент ее глаза, мысленно поздравил себя с ценным приобретением. Потому как такие глаза он видел до этого только раз в жизни и знал им истинную цену. По слухам, до сих пор будоражащим Зорию, в живых осталось лишь две женщины клана астрономов, но они недостижимы для любых рук, жаждущих наживы. А эта, невесть откуда взявшаяся, была истинной дочерью звездочетов. О, ее глаза! Эрик утонул в их глубине, едва заглянув в сияющее в них пламя. Но все остальное его не прельщало совершенно. Бухан Краусс не любил женщин, предпочитая их мужчинам. И, если бы эти глаза горели на лице мужчины-астронома, этот мужчина имел бы все шансы на то, чтобы стать особым гостем бухана. С этой же рыжей кошкой повелел обращаться бережно, откормить, отмыть, надушить благовониями, сломить, чтобы и не помышляла о побеге. А потом продать, но не здесь и не сейчас – ярмарка рабов, что проходила сейчас в Крамбаре, совершенно не подходила для такого рода сделки. Бухан хотел предложить свой редкостный товар Всевышнему Олафу Благословенному, что был охоч до таких редкостей. Но предоставлять императору строптивицу – неет, бухан слишком дорожил своей головой и репутацией, чтобы пойти на такое…

Сегодняшнее утро для Стелы не отличалось от других. Чтобы не поддаться притупляющей череде одинаковых дней, она начала рисовать палочки на тыльной стороне прикроватного столика, той, что всегда повернута к стене. Нынче проснувшись, насчитала уже пятьдесят черточек, вспомнила про Вальда, где и что поделывает ее бывший попутчик. Да и жив ли он вообще. Насколько она могла помнить – перед тем как ее голову засунули в темный мешок – Вальда крепко приложили по голове, и он упал на горячий песок. Смогла ли пустыня добить его, если не смогли этого крамсоны… Через несколько мгновений после того как она проснулась, двери приоткрылись, пропуская ее служанок. Несмотря на то, что девушка невольно располагала к себе, ей до сих пор не удалось узнать даже имён своих помощниц. Они никогда не говорили, знаками показывая, что они ожидают от неё, всегда были послушны, не перечили ни в чем, даже если она, распалившись, начинала браниться, как уличная торговка. Но, если Стела просила о чем-либо, что выполнить служанки не могли – они просто проводили руками снизу вверх, что означало отказ. И всегда приходили почти сразу после того, как пленница просыпалась – следили за ней, что ли. Хотя, если бы следили, знали бы и про отметины на крышке столика. А может и знали, только какой им от этого вред – что-то пишет, ну и себе пусть пишет, лишь бы съедала то, что они приносили, купалась, гуляла и не перечила. Стела с улыбкой вспоминала первые дни заточения, когда она кидала в служанок подушки, выкидывала еду в купальню, наполненную благоухающей сладкими ароматами водой, как попыталась спрыгнуть вниз из окна, когда ей удалось распутать многочисленные шторы, закрывавшие свежему воздуху путь в комнату. Это был единственный раз, когда ей удалось выглянуть наружу – и она увидела с высоты башни весь пресловутый город-империю Крамбар, и пламенеющие вдали Красные башни – те самые, к которым им надо было добраться. С этого дня она решила затаиться – пока она одна, шансов на побег не было. И пока она в этой крауссовской башне – шансов тоже нет. Оставалось лишь дождаться удобного случая и там уж не тормозить.

И ожидание не затянулось. Бухан посчитал, что пленница достаточно приручена, чтобы показать ее очам Всевышего Олафа. Сегодня после обеда Эрик собирался в Красную башню, с вечера испросив аудиенцию. Бухан припас много всяческих редкостей, включая мирское ущельское вино, горючую черную вязкую жидкость, что выменял у менгрелов, драгоценные ткани из далеких стран, пряности, драгоценности и, конечно, главное его сокровище – эта рыжая. С утра сразу после завтрака ожидался этот купеческий ноён, который может добавить редкостей в коллекцию бухана. А Олаф Благословенный не забывает тех, кто приносит ему радость обладания такими редкостями.

Ноён Розенпорт прибыл вовремя. Купцы всегда ценили свое и чужое время, отличаясь редкостной пунктуальностью. Бухан еще находился за столом, заканчивая завтрак, когда доложили о приходе ноёна. Розенпорт вошёл, как всегда стремительно, полы легкого плаща развевались, навевая прохладу. В покоях бухана было тепло. Эрик любил, когда тепло, заставляя гостей париться в уличных одеждах – снять плащи он никогда и никому не предлагал. Вместе с ноёном пришли двое – молодые люди, один из них явный кровник Розенпорта, молодой, привлекательный, но такой купец, что видно издалека, а второй поднял на миг глаза – взглянув на него, бухан замер. «Олаф Всемогущий, те же глаза, что и у рыжей! А сложен как! Рыжую – императору, а этого себе оставлю, сколько бы за него не просили!» – пронеслось в мыслях Краусса. Кровь бросилась бухану в лицо, руки вспотели от подступившего неотвязного желания подойти к жемчужноглазому юноше, который стоял, потупив взор, и убедиться в его реальности.

– Бухану Эрику здравствовать и процветать! Всевышнему Олафу бесконечности новолетий! – приветствовал Эктор хозяина башни.