Андрей Лазарчук - Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга 1

Она прижала ладонь к глазу и так сидела долго, пока не прошёл испуг. Потом она вспомнила про капли, стоящие в тумбочке. Она набрала немного прозрачной жидкости в пипетку, запрокинула голову и с трудом – рука тряслась, а глаз непроизвольно зажмуривался – попала куда нужно. Капли были едкими, жгучими, но они помогли. Сейчас она сидела, прислушиваясь не столько к щебечущим птицам, сколько к своему восприятию действительности. Там, где было и угасло туманное облачко, все предметы становились как будто чуть более выпуклыми и подробными, будто между ними и глазом кто-то невидимый держал невидимую линзу… да вот только подробности эти нельзя было разобрать, потому что линза отъезжала вбок, в ту сторону, куда сместишь взгляд.

– …вот, а потом мы пошли к Машке Шершовой домой, ну, ты её знаешь, а у неё брат полгода как из армии уволился, тоже бывший офицер, служит в какой-то такой охране и уже машину купил, так он так на меня посмотрел…

– И тоже похож на Тома Круза? – подколола Чижик.

– Нет, – прыснула Сорочинская, – похож он больше на племенного бугая, но вот машина у него приличная, пятьсот двадцатая BMV…

Сорочинская славилась тем, что знала все марки машин и могла авторитетно рассуждать о них часами.

– А мне сон снился, – неожиданно для себя сказала Санечка. – Будто бы я – на свадьбе брата…

– А откуда у тебя брат? – удивилась Чижик.

– Нету у неё никакого брата, – объяснила Сорочинская. – Это-то и интересно.

– Да. И всё равно я знаю, что этот человек мой брат, зовут его Войдан…

– Не бывает такого имени, – заявила Чижик.

– Дай рассказать, – зажала ей рот Сорочинская. – В кои веки раз наша принцесса решила что-то рассказать, а ты!..

– Почему принцесса? – спросила Санечка.

– Ой, да это мы тебя промеж собой так прозвали: ручки помыть, ушки помыть, шнурочки погладить… Рассказывай.

– Я-то как раз нормально живу, – обиделась Санечка, – это вы в грязи какое-то удовольствие находите…

– У меня мамка дома по два раза в день полы мыла, – тихо-тихо сказала Сорочинская. – И что она видела, кроме этого пола? А руки у неё какие стали… Да ладно тебе, я же не в обиду сказала.

– Я тоже зря брякнула. Извини, Валечка. Ох… и всё равно настроение пропало.

– Ну, расскажи-и… – протянула Чижик. – Ну, чего тебе…

– Да там нечего рассказывать. Просто странный какой-то сон. Яркий, но ни о чём. Я так не умею рассказывать. Очень долго все куда-то идут. И я иду, но меня вроде бы не видят. Или делают вид, что не видят. И все чего-то ждут. Ничего не говорят, но почему-то понятно, что вот-вот – и начнётся… Приходят в церковь. Красивая такая, из белого камня. Только почему-то крестов нет. На берегу реки. Там… ну, как в кино: священник весь в золотом, свечи горят, хор поёт… и вот ещё интересно: голоса вроде бы и слышны, а в то же время – полнейшая тишина. Как в кино в том же: изображение есть, а звук отключён. Священник брата венчает, и я вдруг со стороны вижу, что венчает-то он его – со мной… только с мёртвой. Я – невидимая – это вижу, и я же – мёртвая, старая – там стою. А все видят какую-то другую…

– Ну, мать, – сказала Сорочинская, – пора тебе замуж. А то насмотришься таких мультиков, и ку-ку.

– Давай её сосватаем за нового военрука, – предложила Чижик.

– Да ну его, – сказала Сорочинская. – Ни кола ни двора. Живёт в нашей общаге…

– В нашей? – почему-то удивилась Санечка.

– Ну да. На втором этаже, в семейном крылышке…

В своей пустой комнате Алексей застелил кровать, лёг не раздеваясь поверх одеяла и стал смотреть в потолок.

Похоже, надо было что-то делать, и делать как можно быстрее.

Ах, Еванфия… как же ты позволила так задёшево убить себя? А ты, Домнин многомудрый, не догадался, что дойти до цели – это не задача; задача же – найти девицу среди сотен подобных ей…

В легендах было просто: по щеке искомой особы ползла мушка, или катилась слеза, или птичка бросала отметину с большой высоты. Ничего подобного здесь ждать не приходилось. Даже прямой вопрос был неуместен и бессмыслен, поскольку кесаревна спрятана на совесть – в том числе и от себя самой. И надо сейчас, не вставая с кровати, самому придумать способ распознать её… причём распознать быстро, надёжно и по возможности незаметно.

Но ничего, кроме примитивного просмотра журналов, где обязательно должен быть указан домашний адрес студентки: село Салтыковка Озёрского района (туда его вывели карты, и там лежала Еванфия), – он не придумал. Так что придётся ждать завтрашнего дня.

Он покосился на стены, всё ещё запятнанные невидимой слизью, и вдруг подумал, что это могли искать не его.

Конечно же!..

Спать было нельзя.

Алексей надел мягкие чёрные кроссовки и вышел в коридор. Было начало третьего.

Большой дом спал. Здесь, не в точечном объёме каморки, а в ломаной линии коридора – он почувствовал, как шевельнулись где-то глубоко угнетённые местными законами те малые умения, которыми он владел. Но – только шевельнулись… и тут же съёжились, как нежные листья мимозы.

Может быть, всё складывается к лучшему, подумал Алексей. Самый надёжный способ невовремя выдать себя – начать тревожить тонкий мир. Будем просто внимательно слушать…

Широко простирает уши свои отважник Пактовий в дела человеческие. Подпись: Мих. Ломоносов. Что-то похожее было написано на траченном непогодой щите у ворот страшно вонючего завода… Алексей ехал в автобусе из Салтыковки на станцию Озёрск, чтобы там сесть на электричку, и, проехав этот завод, автобус остановился, два парня с одутловатыми мордами просунулись в дверь и спросили хмуро: кому и сколько? Человек пять подали им деньги и получили по одной или по две пластиковых бутылки с прозрачной жидкостью, потом уже Алексей догадался: спирт… «А милиция у них купленная вся», – сказал один из покупателей, с ним как-то отчаянно согласились, автобус же тем временем катил дальше, по обе стороны дороги были заснеженные поля, очень далеко чернел лес и стояли грязно-розовые дома.

Внизу, в застеклённой и зарешёченной каморке, на медицинской кушетке спал милиционер. Спал бдительно: как ни тихо шёл Алексей, он приподнял голову и посмотрел на него.

– Ты кто? А, сообразил. Новый военрук?

– Так точно. Извини, что разбудил…

– Да я не сплю. Днём выспался.

– Я вот тоже… Вообще не могу на новом месте, пока не привыкну.

– Знакомо. Куришь?

– Курю, – Алексей нырнул в карман, достал «Кэмел» – единственный здешний табак, который чем-то напоминал настоящий.

– О, – согласился милиционер, Алексей наконец сосчитал его звёздочку: младший лейтенант. – Богато.

– Стараемся, – пожал Алексей плечами.

Они немного подымили молча.

– Как тут обстановка? – спросил Алексей.

– Всяко, – сказал милиционер. – На праздники было тяжко, теперь вот двадцать третьего февраля да восьмого марта – тоже концерты ожидаются… А так – ничего. Терпимо.