Григорий Кац - Письмо из прошлого

– А в основном он умный и порядочный, и я не жалею, что связалась с ним, – подытожила свой рассказ Людмила Станиславовна.

Просто, когда она рассказала Петру про свою «беду», тот несколько дней ходил хмурый и не разговаривал с ней. А плакала она потому, что Петр предложил ей бросить работу и уехать к его родственникам в Тамбов. То есть просто сбежать без спросу и официального оформления. Он сказал, что впоследствии она сможет вернуться, и они поженятся.

– Мне не нравится это предложение, как будто я дезертир, сбежавший с трудового фронта. Но Петя сказал – так надо, иначе у него могут быть проблемы из-за аморального поведения в школе. Еще Петя сказал, что сам отвезет меня на станцию, купит билет и даст письмо с адресом родственницы в Тамбове.

У Людмилы никаких родственников нет, и она вынуждена согласиться.

– Он отвезет меня на соседний разъезд, где поезда останавливаются, чтобы набрать воды, – потому что боится, что их увидят вместе и наплетут невесть что.

Они расцеловались почти как подруги и попрощались до лучших времен. Людмила обещала написать Розе из Тамбова, как только туда доберется.

– Ехать придется через Москву, – восторженно мечтала Людмила. – Представляешь?! Москва! С Киевского вокзала нужно добираться до Курского на метро! А там день пути – и Тамбов…

Петр Иванович совсем не разделял восторгов своей сожительницы. В принципе он хотел отправить Людмилу к родственникам, где она сможет спокойно родить ребенка и затем вернуться на работу в приют. Он даже убедил ее написать заявление об увольнении без даты, но его беспокоил телефонный звонок из управления НКВД.

– Петр Иванович, – сказал незнакомый полковник строгим тоном. – Чего ты там накуролесил с подчиненными? Откуда знаю? У меня там, кроме тебя, работает агентура. Они и доложили. Нехорошо, товарищ капитан. Бдительность потерял. Да я не про то. Ты мужик, и дело в общем-то житейское. Но есть проблема. Ты хорошо знаешь Людмилу? Изучал личное дело? А ты знаешь, с кем она водит дружбу и поддерживает связи? Нет? Так я тебе скажу. В Нежине есть некая семья Вербы Николая Григорьевича, бывшего репрессированного еще в 37-м. Его продержали год и отпустили, чтобы проследить его связи с националистами. Вот туда и ходит твоя пассия еженедельно по вечерам. Есть сведения, что там гнездо националистов, и на своих сходках они читают запрещенную литературу. Как ты мог так опростоволоситься? Под крылышком твоей школы враги пускают корни! Давай, решай этот вопрос кардинально, иначе будет расследование и тебе не поздоровится. На тебя уже есть ориентировка. Так что думай и решай. Даю три дня сроку…

Петр, обескураженный таким поворотом, молча ходил из угла в угол своего кабинета. Ему нравилась Людмила, потому что она была единственной душой, кто проявлял к нему не жалость и сочувствие, а уважение и, возможно, любовь. Он и сам ловил себя на нежных чувствах к этой молоденькой учительнице, почти девочке, которая доверчиво улыбалась ему и отдавалась со всей страстью первых чувств. Неужели она враг? Не похоже. Но полковник зря не будет стращать, и ему все равно, беременна Людмила или нет. «Дело житейское…» Но связь с националистами – это серьезно. Надо решать. «Своя агентура у него, понимаешь…» Следят… За каждым шагом следят, ловят каждое слово и «стучат».

Ранним утром, когда еще не рассвело, Петр усадил Людмилу в фронтовой «виллис» и повез к станции.

– Будем ехать через рощу. Так ближе.

Людмила, дрожа от прохлады раннего утра, ничего не ответила.

– Как хочешь.

Ей жаль было расставаться со своими ученицами, неприхотливым бытом приюта, с Петром, к которому привязалась всем сердцем, и немного страшило будущее.

– Людмила, давай пройдемся немного, еще есть время. Я хочу посадить тебя на поезд так, чтобы никто нас не увидел.

– Хорошо, – тихо ответила Людмила, чья голова была забита путающимися мыслями. Она прошла немного вперед и оглянулась, чтобы взять Петра за руку. Последнее, что она увидела —это была вспышка выстрела ей в лицо. Выстрела Людмила не услышала…

Роза так и не дождалась от Людмилы Станиславовны обещанного письма.

– Ей наверное, сейчас не до меня. Новый быт, новые люди, незнакомая обстановка, предстоящие роды…

Постепенно она стала забывать Людмилу, хотя Розе не хватало общения с умной, начитанной наставницей. Роза уже ходила в нежинскую школу-семилетку и вся была поглощена учебой. Как и прежде, она редко играла со своими сверстниками, которые стали ее сторониться и называть зубрилой. Учеба давалась Розе легко и почти по всем предметам у нее была оценка «отлично», за исключением физкультуры. Преподаватель Петр Петрович Анохин, бывший гимнаст, заставлял девочек висеть на перекладине и выполнять групповые пирамиды, вставая на плечи друг дугу. Роза под всякими предлогами отлынивала от ненужных, как ей казалось, тупых упражнений, не носящих никакого смысла. На переменах она спрашивала у подруг, какой смысл в этих «пирамидах». Ей охотно отвечали, что это система новейшего физического воспитания советской молодежи, а пирамиды с флажками – это взгляд в будущее послевоенной страны. Роза только пожимала плечами.

– Лучше бы мы бегали или ходили на лыжах; а еще лучше – занимались военной подготовкой типа БГТО. Ведь была до войны всесоюзная программа ОСОАВИАХИМ, где все юноши и девушки занимались и гимнастикой, и военной подготовкой.

Как бы услышав ее, в школе ввели военную подготовку, где изучали материальную часть оружия, химзащиту и первичную медицинскую помощь. Это Розе нравилось, и она с удовольствием посещала эти уроки. Русским языком Роза владела безупречно, только легкий акцент выдавал в ней иностранку.

Роза выросла высокой статной девушкой и мечтала не о мальчишках, а о серьезных знаниях в избранной ею отрасли – ботанике. Семилетку Роза Дрейзнер закончила с отличными оценками. Анохин, в конце концов, сжалившись над сиротой из приюта, выставил ей оценку «отлично».

Лето Роза провела со своими подругами-выпускницами из приюта: ходили на Остер, вернее на «резерв» – своеобразный приток реки, гуляли по Нежину, и с нетерпением ждали новой, почти взрослой жизни в училище, где студентов селят в общежитиях, дают стипендию и готовят к взрослой жизни. Девочек волновало еще то обстоятельство, что в училище они будут учиться вместе с мальчиками. И как это повлияет на их знания и внешность, а главное – на общение с неизвестным полом? – вот что занимало юные головы в первую очередь.

– А куда ребенка?

– Определим куда-то. Страна большая. Надеюсь, нам не откажут…

– Смеешься… Кто же откажет кандидату в члены политбюро?